Блэр Дрейк - Охотник

Я поднялся, схватил пальто и надел, затем взял оружие из ее рук. Глушитель все еще лежал во внутреннем кармане. Я мог чувствовать, как он терся о пистолет. Собирался ли я когда-нибудь убивать ее ?

— Вот, — она ткнула перчатки и маску мне в грудь, но отпустила слишком быстро, и они упали на пол между нами.

Я сомкнул ладонь вокруг ее запястья и притянул к себе. Яркие голубые глаза смотрели на меня с яростью и презрением. Взгляд наполнился знакомым чувством. Ненависть. Отвращение. Брезгливость.

— Дай свой телефон.

— Прости?

— Мать твою, я не спрашиваю, Адриана. Дай мне свой чертов телефон! — Я поднял другую руку ладонью вверх и стал ждать.

Нехотя, она положила его на мою ладонь.

— Разблокируй, — я развернул телефон экраном к ней.

Она ввела пароль.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Набрал свой номер и нажал «Вызов». Телефон завибрировал в кармане, я сбросил звонок и отдал трубку обратно.

— Теперь у тебя есть мой номер. Если я буду нужен, или заподозришь, что в опасности, позвони.

Она бросила взгляд на экран, прежде чем посмотреть на меня. Ее глаза сверкали еще ярче, чем мгновение назад.

— Позвонить тебе ? Не думаю, Хантер. Я никогда не захочу увидеть твое лицо снова.

Я наклонил голову к ней.

— Запела по-другому? Ты не жаловалась, когда твой язык был у меня во рту, bella 12 .

Она вырвала запястье из моих рук и отшатнулась. И с размаху залепила мне пощечину, звук которой раздался по всей комнате.

— A fanabla, testa di cazzo 13 ! — она выплюнула эти слова, развернулась и вылетела из комнаты.

Пошел к черту, мудак.

Мои губы дернулись в улыбке, несмотря на боль в щеке.

Черт, это было неправильно, но мне понравилось.

Я чувствовал себя чертовски живым .

Глава 5. Адриана

Я перевернулась на другой бок, наверное, в пятидесятый раз за последние пятнадцать минут и наткнулась взглядом на телефон, лежавший на ночном столике. Вытащила руку из-под одеяла, взяла его, ввела пароль и открыла журнал вызовов.

На экране телефона высветился его номер.

Это произошло уже не в первый раз. Неважно, что на часах четыре утра. Я почти запомнила набор цифр.

Почему он оставил свой номер?

Я не врала, когда говорила, что у меня никогда не появится желание увидеть его вновь. Ни одна клеточка моего тела не сожалела о пощечине, влепленной в его самодовольную рожу после сказанных им слов. Даже учитывая, что гнев, вложенный в нее, был вызван не им. По большей части это чувство было направлено на меня саму.

Почему позволила поцеловать себя? Я должна была сразу же оттолкнуть его. Не должна была цепляться за его рубашку, как будто он спасательный круг в открытом море. Уверена, что определенно не должна была тонуть во вкусе дорогого виски, который дарил его поцелуй.

Не так я представляла наш первый поцелуй. Предполагалось, что он будет сладким и нежным, возможно, на пляже, когда солнце садится за горизонт, а ласковый морской бриз шевелит мои волосы. Либо я воображала, что он будет игривым и неожиданным на фоне прибоя. На выпускном. На моем дне рождения. На Рождество. Или в день его рождения.

Но в то же время он стал именно таким, каким и должен был быть. Реальным, грубым и всепоглощающим. Я чувствовала его везде и в то же время нигде и полностью растворилась в ритме движений наших губ.

Поэтому я не могла уснуть? Потому что не могла забыть этот поцелуй?

Нет.

В основном из-за пистолета, но поцелуй, определенно, тоже был причиной. Так или иначе, это все из-за Хантера. Именно из-за него не могла уснуть.

Не могла поверить, что он был здесь, в Лос-Анжелесе. Не укладывалось в голове, что он в Калифорнии или где-то рядом. Присутствие члена семьи Романо на территории семьи Понтарелли не могло закончиться ничем хорошим. Семьи работали вместе, потому что это было выгодно всем, но это не означало, что Армо благосклонно отнесется к тому, что мой отец отправил своего человека в его город, убийцу.

Дариен заверил меня, что не сообщил им, кто был здесь или кем он являлся для семьи, но я не была уверена, сказал он мне правду или нет. У него не было причин врать мне, но я не могла не задаваться вопросом, беспокоился ли он, что я все еще люблю Хантера, и поэтому не хочет, чтобы переживала из-за него.

Если он так решил, то ошибся.

Тринадцатилетняя Адриана любила пятнадцатилетнего Хантера.

Двадцатитрехлетняя Адриана не имела абсолютно никакого понятия, кем был двадцатипятилетний Хантер.

Возможно, он совершенно незнакомый человек, возникший из ниоткуда, которого отправили, чтобы убить меня.

Хотела бы, чтобы было именно так, но это смешно. Мой говнюк-отец, желая моей смерти, послал человека, которого я любила сильнее всего, чтобы убить меня. Держу пари, что при этом он сидел в кабинете Хэмптонского особняка, ноги на столе, а в зубах зажженная сигара. Факт того, что он послал Хантера, доказал мне, что бессердечный ублюдок ни капли не изменился.

Это разозлило меня.

Я была зла, что он решил продолжить безмолвную войну с моей мамой и мной, которую мы вели последнее десятилетие, в которой теперь осталась практически одна. Отец не полный идиот. Разве что иногда, но он не дурак. Он не случайно послал Хантера.

Это была проверка. Чтобы увидеть, действительно ли он был убийцей, которого воспитал. И я уверена, что таковым он и являлся. Он сам признал, что я совершила ошибку, заговорив. Когда назвала его имя. Если бы не сделала этого, то сейчас бы в моей голове была пуля.

Мальчик, которого я когда-то любила, превратился в чудовище. Стал никем иным, как хладнокровным убийцей.

Или нет?

Я жива. Дышу, двигаюсь и говорю. Я определенно жива, единственным подтверждением того, что он пытался меня убить, было воспоминание об ощущении холодного дула на моей коже.

Без глушителя.

Он либо хотел, чтобы кто-то услышал, как меня убивают, либо намеренно не прикрутил его. Такой осторожный и дотошный убийца, как он, не забудет о глушителе. Даже я знала, насколько он необходим для того, чтобы все прошло быстро и без проблем.

Я все еще не могла поверить, что он был близок к тому, чтобы выстрелить. Он чуть не нажал на курок. Не знала, что чувствовала. Может, онемела? Я была шокирована. В конце концов, я решила, что это был шок. Не представляю, как объяснить тяжесть, поселившуюся в моем сердце. Я знаю, что он не мой Хантер, но хотела, чтобы он был им.

Знала, что должна поговорить с Гайджем, когда взойдет солнце, но не представляю, что скажу ему. Не могла же я, в самом деле, выдать: «Моя первая любовь держала пистолет у моей головы». Это станет отличным началом беседы, хотя сомневаюсь, что после этих слов разговор продолжится. Скорее Гайдж вырвет из меня его имя, найдет и приставит пистолет к голове Хантера.