Холли Шиндлер - Две недели до любви

– А знаешь, – замечаю я, показывая на ближайшую орхидею, – как только эти цветы достигают полного расцвета, тут же начинают умирать.

– Как мило, – говорит Челси. – Спасибо, разве селил.

– Ты первая начала! – поддразниваю я. – Все эти разговоры о том, как летит время.

Я протягиваю руку и срываю цветок.

– Эй, – всполошилась Челси. – Это что, венерин башмачок? А как насчет «срывать запрещено законом»?

Я показываю ей цветок: это полуувядшая маргаритка.

– Как только встречаешь родную душу и вы привыкаете друг к другу – бац! Каникулы закончились. Как только находишь что-то красивое, – продолжает она, пристально глядя на мертвый цветок, – время истекло. Пора двигаться дальше.

– Но подумай, – говорю я, покручивая в пальцах черную головку цветка. – Цветы не становятся менее прекрасными оттого, что им предстоит завянуть… То есть мы ведь даже нарочно сажаем цветы, хотя знаем, что они не будут цвести вечно.

Она сжимает мою руку:

– Мы посвятим этот вечер цветочным метафорам?

– Лично мне они кажутся очень трогательными и поэтичными. У меня ушло целых два года на то, чтобы понять вот эту. Потребовались целых два года – и ты. И ты.

– И водопад, – шепчет она.

Челси обнимает меня за пояс, слегка склоняется, чтобы положить голову мне на плечо, и бормочет:

– С тобой я чувствую себя сильной.

– Таков был план. Я нарочно упал с квадроцикла. Вся история с вывихнутым плечом – моя находка.

– Хм. Ну да. Разумеется. Нет, серьезно. Сила – это ведь необязательно про мускулы. Не только о том, сколько километров ты можешь пробежать или сколько килограммов поднять. Теперь я это понимаю. Мне потребовался на это год. Год – и ты.

Она поднимает голову и выдвигает подбородок вперед; губы у нее слегка дрожат. Прокашлявшись, Челси говорит:

– Помнишь, я сказала тебе… Я сказала, что мне не нужно от тебя никаких обещаний. Похоже, я передумала.

– Хорошо. – Я убираю прядку ей за ухо. – Я рад, что могу что-то тебе пообещать.

– Пообещай, – говорит она, глядя мне прямо в глаза. – Что теперь ты не будешь прятаться от жизни. Что ты не будешь вести себя так, как вел себя два последних года. Не будешь убегать от того, что тебя пугает. С этого дня ты …ты будешь глотать жизнь большими глотками, будешь жить на полную катушку.

– Только если ты пообещаешь то же самое.

– Конечно.

– Больше никаких страхов.

– Звучит как тост, – хихикает она.

Но вместо того, чтобы соприкоснуться стаканами, мы сдвигаемся ближе, и я целую ее сладостным, крепким поцелуем.

Когда мы размыкаем губы, чтобы вдохнуть воздуха, Челси переводит взгляд куда-то мне за плечо, на окрестный пейзаж. Словно пытается запомнить, как он вы глядит.

– Ты ведь знаешь, что они ищут себе пару? – Спрашивает она меня с широкой улыбкой, показывая в траву. – Светлячки. Своим светом они подмигивают друг другу.

Обнимая Челси за талию, я снова склоняюсь к ее лицу. Перед тем как закрыть глаза, я замечаю, что светлячки затихают в траве и выключают на ночь свои огоньки.

Они нашли любовь.

Я задремала на заднем сиденье, и меня разбудил звонок мобильника. Я протираю глаза, вспоминая сон: мы прогуливаемся по Главной улице, петляем между прилавками на фестивале Судака Уилли и при этом не отрываем взгляда от наших рук – моих с Клинтом. Как же красиво переплелись наши пальцы, точь-в-точь молодая древесная поросль. Деревья, которые не отделить друг от друга, как ни старайся.

Я не хочу уезжать из Миннесоты, прошептала я во сне Клинту в шею.

Тогда не уезжай, ответил он мне перед тем, как поцеловать. Не надо.

Я все еще представляю, какая идеальная жизнь меня бы ждала, когда Брэндон протягивает руку, чтобы взять мой телефон из переднего кармана моей зеленой сумки.

– Привет! – говорит он. – Да, было та-а-ак круто! Встретил пару ребят, которые тоже играют… да… нет, я взял «Анни». Так вот, мы создали свою группу, «Обитатели днища». И постоянно давали концерты в местном ресторане, «Щучьей заводи». Да нет, серьезно! Ага…

– Подожди, – бормочу я, распрямляя ноги. Мое тело все занемело и болит от долгой дороги. – Кто это позвонил тебе на мой мобильник?

– Никто. – Брэндон пожимает плечами. – Это Гейб тебе звонил.

Возмущение бурлит у меня в горле, и я даю Брэндону подзатыльник?

– А ну отдай телефон.

Оскорбленный Брэндон вытягивает руку так, чтобы я не смогла достать до телефона:

– Нет.

– Брэндон! Это мой телефон!

От нашей потасовки трясется машина.

Мама поворачивается назад; ее лицо выражает беспредельную усталость.

– Послушайте, вы, двое. Сколько вам лет, три? Я знаю, что мы уже долго едем, но до дома осталось всего полтора часа. Если не начнете вести себя как взрослые, дальше будете идти пешком.

– Ладно, – соглашается Брэндон. – Пусть попросит по-хорошему.

– Отдай мне телефон, ты, грязный, вонючий обитатель днища.

– Совсем другое дело.

Я выхватываю телефон и делаю глубокий вдох. Мы с Гейбом не говорили с того дня, когда я купила все эти открытки – с того дня, как он спросил меня, не случилось ли чего. Не уверена, куда заведет этот разговор; что еще хуже, меня будут слушать родители с Брэндоном.

– Привет, – тихо говорю я.

– Привет, Челс. Прости, я не мог дождаться, пока ты позвонишь. Сегодня ведь такой важный день. Ты возвращаешься домой.

До каникул это бы растопило мое сердце. А сегодня от его слов у меня внутри все болит, и тому есть тысяча причин. Во-первых, говоря с Гейбом, я чувствую, будто Клинт случился целую вечность назад, в прошлой жизни. А ведь только сегодня утром я видела, как он печально машет с пристани, когда мы в последний раз закрыли дверь коттеджа номер четыре. Во мне закипают слезы. Что я ему скажу?!

– Так рада снова слышать тебя, – слабым голосом начинаю я.

– Спасибо за открытки. Мне было очень приятно думать, что я приду с работы и прочту слова, написанные твоей рукой. Но больше всего я был рад, что ты думаешь обо мне каждый день.

Я изо всех сил стараюсь не всхлипывать, вспоминая, как бросала по утрам заранее подписанные открытки в почтовый ящик.

– Мама сказала, что мы приедем через полтора часа, – брякаю я наугад, не зная, что еще сказать.

– Правда? Тогда, знаешь что… я скоро заканчиваю работу… Давай я тебя встречу!

– Ну, я… Я не знаю точно… Может, мы будем дольше ехать.

– Ничего страшного, – говорит он.

И внезапно мне кажется, что он такой надоедливый… Что он слишком цепляется за меня.

Но с чего бы мне сердиться, что он хочет меня увидеть? Мы раньше так надолго не расставались. Если бы он сам уехал, разве я бы не хотела встретиться побыстрее?

– Скоро увидимся, – говорит он и вешает трубку.