Елена Синякова - Хан

— Ириска! 500 баксов!!! На наш счет только что поступило 500 баксов!..

Что ответила эта девушка, прежде чем отключится? Что она рада? А что такое радость? Почему в ее глазах не было этой радости? Почему не было ничего, кроме этой черной пустоты в дрожащем зрачке?

Кто ты? И почему так похожа на меня?…

Почему у тебя те же синие глаза? И кожа такая же бледная? Почему даже черные волосы такие же длинные, спускающиеся до самых бедер?…

— Дочка, это ты?…

Я закрыла глаза, чтобы не видеть больше своего поверженного и растерзанного отражения, чтобы не пытаться понять были ли это я…или всего лишь моя безликая тень.

— Это я, тётя Мэй…

Осторожно приоткрыв дверь, я смотрела на свою дорогую бабушку, которая даже не помнила кто я.

— Птичка моя! Я опять куда-то ткнула и не вижу своего любимого сериала!

Бабушка как всегда сидела в своем инвалидном кресле, аккуратно причесанная и улыбающаяся — такая светлая, добрая и беззащитная перед этим миром. Она думала, что ей нет еще и 45, ее дочь — студентка отличница престижного вуза, а я, Джеки и Джанет просто подруги ее дочери, которых она попросила присмотреть за ней в свое отсутствие. Бабушка помнила лишь те события, которые происходили больше 20 лет назад…она не помнила, что ее дочь давно окончила университет, вышла замуж и родила дочь…что ее дочь умерла от рака, а человек, который всегда был рядом не садовник и не сантехник, которого пригласили что-нибудь починить в доме. Только теперь и его не было…остались только мы и два наших мира, которые не могли соприкоснуться.

Осторожно взяв пульт от телевизора, я включила диск с ее самым любимым сериалом, который бабушка смотрела последние 5 лет, не отрываясь, грустно улыбнувшись, когда бабушка радостно рассмеялась.

— Моя дочь сегодня звонила?

— Да, тётя Мэй, — я опустилась на пол у ног бабушки, прижавшись к ее морщинистой прохладной руке, вдыхая родной аромат, и чувствуя, как пустота внутри заныла и заболела, словно тело только сейчас поняло, как тяжело жить с растоптанным сердцем.

— Передай ей, что я очень зла! Уже какой день я не могу поговорить с ней сама!

— Вы спали, когда она звонила, я не стала вас будить… — каждый день бабушка спрашивала одно и то же, забывая через пару минут об этом разговоре, и каждый день я отвечала, что она спала.

— Моя дочь сдала экзамены?

— Осталось еще несколько, — я закрыла глаза, надеясь провалиться в темноту, когда рука бабушки опустилась на мою голову, принявшись перебирать нежными пальцами прядки моих волос.

— Успешно сдала?

— Да. Все экзамены сданы на отлично…

От счастливой улыбки бабушки внутри снова стало больно, но я улыбнулась в ответ, почувствовав ее руку на своей щеке, когда бабушка чуть нахмурилась:

— Почему ты плачешь, Птичка?

— Плачу?

Да… рука бабушки нежно гладила меня по влажному лицу, собирая ладонями соленые капельки, которых я не чувствовала, — ты завалила экзамен?

— Боюсь, что так… — этот экзамен уничтожил меня до основания, окрашивая мир в темные тона и мрак постоянной ноющей боли в груди.

— Зачем же плакать, если всегда можно пересдать? Просто выучи все, как следует и попробуй еще раз, крошка! Только не плачь больше, не плачь…

Вряд ли я захочу попробовать это снова. Этот «экзамен» был для меня слишком жесток и недосягаем, чтобы пытаться пересдать. Во мне больше не было сил и желания что-либо делать, даже просто думать…хотелось уснуть и уже больше никогда не просыпаться, чтобы прекратились эти мучения, эта ноющая боль, которая свернулась калачиком внутри тела, обосновавшись надолго и основательно.

— Больше не буду плакать… — шептала я в ладони бабушки, боясь ее расстроить и спеша уйти из комнаты, чтобы потеряться в своей спальне и просто забыться. Сняв свое пальто, и упав на кровать, я зажмуривалась до ломоты в веках, стараясь уснуть. Просто уснуть, чтобы ничего не помнить, не думать, не знать, не видеть снов. Только знакомый пряный аромат, будоражил кровь, разнося свой яд, словно монстр, выбирающийся из-под кровати, когда его совсем не ждешь…от меня снова пахло Ханом, и этот аромат кружил коконом над моим дрожащим телом, не давая мне прорваться из его плена, заставляя снова и снова видеть перед собой злобные черные глаза даже в этой темноте.

В какой-то момент я все-таки уснула, уставшая от собственной боли и терзаний.

Я поняла это лишь тогда, когда сквозь мой затуманенный от сна разум, прорвался голос Джеки и ее руки, которые осторожно теребили меня за плечо. Укутанная в одеяло, и бережно уложенная на подушку стараниями подруг, я даже не заметила, как за окном уже стало темно, видя пред собой красивые карие глаза подруги:

— Ириска, мы уходим с Джанет и Ники к Сибель.

— Зачем?… — пытаясь вырвать свой мозг из липкого тяжелого сна, я недоуменно приподнялась на локтях, глядя на улыбающуюся подругу.

— Ну что значит «зачем»? Ты ведь помнишь, что у Джанет скоро день рождения?

— Конечно, послезавтра…

— Вот! А кто нам наведет красоту к этому времени? Свободное время есть только вечером, поэтому мы уходим. Будем поздно, нас не жди, сразу ложись спать! — быстро поцеловав и помахав рукой, Джеки закрыла за собой дверь, снова оставляя меня наедине со своими мыслями и ноющей пустотой в груди.

Я не боялась одиночества, я уже привыкла к нему, но в этот вечер мне было как никогда неуютно дома…даже если все было по-прежнему: на кухне пахло едой из кафе, которую девочки принесли с собой, а на втором этаже раздавались приглушенные голоса актеров сериала, который так любила смотреть бабушка. Все было как обычно…кроме меня.

Каждый раз я надеялась на то, что душ смоет с меня все горести, и, выходя из ванной в своем смешном розовом халате с капюшоном и ушками, мне бы хотелось, чтобы я родилась заново из густого пара и аромата чистоты и свежести, словно Афродита из морской пены.

Только, кончено же, вода лишь смысла его стойкий пряный аромат, разбередив рану ее сильнее…

Как жаль, что на душу нельзя наложить повязку, чтобы стало легче дышать.

Нацепив на себя тапочки и вытирая мокрые волосы, я не знала, куда мне деть себя, чувствуя потерянной и одинокой в этом доме, даже если физически не была одна. Не хотелось тревожить бабушку своим присутствием, поэтому, заглянув к ней и убедившись, что у нее все в порядке и в комнате витает хорошее настроение от просмотра любимых героев, я спустилась на кухню, принявшись бездумно убираться, переставляя все с места на место. Только и это не спасало…

Промучившись какое-то время, я все-таки обреченно поплелась в свою спальню снова, понимая, что мне никуда не сбежать от своих чувств и мыслей, и все, что теперь остается — это сидеть на холодном подоконнике и глазеть в черную ночь, раз за разом потирая ноющую грудь холодной рукой.