Дж.Э.Хасс - Верь мне

Это потрясающая школа, если ты — ботан, коим я и являюсь. Плюс я хотела остаться поближе к дому.

На всякий случай.

Я вставляю ключ в закрытый бокс, размещенный на уровне глаз справа от входной двери, и поднимаю крышку, которая скрывает панель для ввода защитного кода, чтобы я могла набрать этот самый код. Кто-то кричит: «Саша!» с расстояния в пару домов, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть мистера Бандженги.

— Ты дома!

— Я дома, — кричу я ответ, киваю ему, так как мои руки прямо сейчас заняты.

Все гиперопекающие мужчины в моей жизни подумали, что этот дом — идеален. На этой улице больше старожил, чем на любой другой улице поблизости школы. Они все не юного возраста и не боятся пригрозить кулаком кому бы там ни было.

Я улыбаюсь, когда открываю решетчатую дверь, придерживая ее бедром, пока ввожу еще один код, чтобы получить доступ к основной входной двери. Звучит еще один сигнал, затем я подтягиваю себе весь свой багаж и закрываю ее прежде, чем сработает система тревоги при пятнадцатисекундной задержке. Я ввожу последний код, который необходим, чтобы войти в мой дом, и при этом не послать сигнал тревоги на телефоны тех, кто находится на другой стороне мира. Поверьте, вы не захотите их внимания. Джеймс на яхте посередине океана, Мерк — дома в пустыне Мохаве, а Форд — в Новой Зеландии. Но если их телефоны зазвонят, то будет конец света.

Это выбешивает, но, думаю, так я останусь в безопасности. Я научилась с этим жить.

Закончив всю возню, я осматриваюсь в доме.

Меня не было месяцы, и здесь пахнет пылью и затхлостью. Кроме этого ничего не изменилось. Ввожу очередной код на панели, и на окнах начинают подниматься металлические ставни, наконец-то впуская солнечный свет. Они вмонтированы в интерьер дома вместо наружных, и мой приемный дядя, Спенсер, покрасил их наружную сторону так, чтобы они выглядели, как настоящие белые ставни. Вы бы никогда не сказали, что это металлические панели. Он даже нарисовал трещины с проблеском дома изнутри, на случай, если кто-то подойдет достаточно близко, чтобы заглянуть в окно.

Нажимаю на еще одну кнопку и каждое окно в доме приоткрывается на несколько дюймов. Это настройки по умолчанию, на случай если в доме пропадет электричество, и я не смогу опустить их вручную.

Теперь я к этому привыкла. Моя семья была до чертиков сверхопекающей с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Прибавьте к этому похищение два года назад, как раз перед тем, как я купила это место, и да, стало еще хуже. Меня заперли здесь, это уж точно.

Моя спальня на первом этаже, хоть и есть еще два, где я храню все свои вещи. С первого этажа из дома легче сбежать. Но в каждой комнате есть план побега. У меня также есть подвал, по правде говоря, старый и жуткий, и никому в голову не придет пользоваться им. Но на случай шторма он оборудован доступом к аварийной двери, которая ведет наружу.

Перебор. Я знаю это. И я негодовала по поводу каждой системы защиты все свои юношеские годы, но тот последний случай на самом деле потряс меня.

Мне до сих пор не по себе.

Я тащу свой чемодан в комнату для стирки и перекладываю все вещи в корзину, затем запихиваю чемодан на верхнюю полку. Остаток моего багажа — это мелкие вещички. Побрякушки, которые я купила в деревне недалеко от места раскопок, пока была в Перу. Маленькие сувениры на память.

Через двадцать минут после прибытия домой я останавливаюсь. После целого лета скрупулезной работы, от которой спина колом становится, мне нечего делать… кроме как думать о том, что только что случилось.

Ник.

Мое обещание, оставившее меня позади. Чтобы дать мне шанс на обычную жизнь, как он сказал тогда, когда мне было тринадцать. Но я не верила в это тогда и не верю сейчас. По факту, этот визит Джекса сегодня — мое долгожданное доказательство.

Потому что если Ник ушел, чтобы дать мне новый шанс, тогда почему он вернулся? Зачем приходить искать меня спустя десять лет, когда моя жизнь вошла в определенное русло, когда яркая реальность того, кто я, выветрилась, когда боль от его отказа наконец-то умирает, превращаясь в ничто… зачем возвращаться и воскрешать все это снова?

Для этого есть только одна причина.

Он солгал. Ник Тейт — лжец.

Он солгал тогда на пляже Санта-Барбары, когда сказал, что не было никаких нас. Сказал, что у нас нет будущего, даже если мы были обещаны друг другу. Словами Организации, обещание — это закон. Мне судьбой было начертано выйти замуж за Ника. Мы были друзьями, пусть он и на несколько лет старше меня. И мы даже говорили об этом пару раз, когда он впервые нашел меня, когда я была невинным одиннадцатилетним ребенком с брекетами на зубах.

И я не знаю, было ли это все ложью, чтобы склонить меня следовать его плану, дабы закончить существование Организации и освободить его и его сестру, но я была маленькой девочкой и воспринимала все серьезно.

Может, ему было тяжело уйти от меня в ту ночь, как и мне тяжело смотреть, как он это делает?

Или он говорил правду, и теперь ему что-то от меня нужно. Скорее всего, какая-то работа. Он хочет, чтобы я прикрыла его, пока он занимается чем-то опасным.

Форд бы рвал и метал, и настаивал бы, чтобы я присоединилась к нему в Новой Зеландии, если бы узнал, что происходит.

Джеймс, скорее всего, просто убил бы Джекса, не задавая вопросов.

Мерк убил бы Ника. И всех, кто стал бы у него на пути. Ему никогда не нравилось то, как все закончилось тогда.

Но они смотрели на это глазами мужчин. И хоть я и сама способна смотреть на все также, когда дело доходит до Ника, я принимаю во внимание то, что чувствует мое сердце.

В сумочке начинает вибрировать телефон, напоминая мне, где я должна быть сейчас вместо того, чтобы сидеть дома.

Но она не позвонила бы мне. Она лучше всех знает, что это тайна, которую нельзя разглашать. Мы сами по себе.

Я хватаю сумку и выуживаю телефон, снимаю блокировку, проведя по экрану. Это текстовое сообщение от этого ублюдка, агента Джекса.

«Хочешь пообедать? Мы можем поговорить» .

Пишу в ответ.

«Пошел ты».

Он не отвечает. Мудро. И мне все равно не нужно выходить за едой. Есть такая вещь, называется морозильник. У меня нет ничего из свежих продуктов, но, черт, я выпила столько порошкового молока в эти дни.

Смеясь с этого, я плюхаюсь на диван. Замечтательно. К некоторым вещам ты просто не возвращаешься. И порошковое молоко — одна из них. Но я ела дрянь и похуже.

Жизнь с моим отцом — моим настоящим отцом, не Фордом — опыт, которого нигде не сыскать. Мы провели большую часть времени просто разъезжая по Западу на трейлере, продавая оружие на оружейных шоу и поставляя его людям Организации. Я научилась ставить палатку, стрелять и выживать. Когда мы осели на одном месте, оставив кочевую жизнь позади, отец открыл магазин в старом антикварном торговом центре Шайенн. У меня была своя лавка напротив его. Только в ней не было секретного оружия для наемников Организации. Я продавала старые книги, фигурки, бижутерию и различные побрякушки, которые дети считают ценными.