Анастасия Михайлова - Спаси меня, пока не поздно [СИ]

Листы зашелестели в моих руках. Мне интересно, что это он пишет в ней. На первой же странице мелким и каллиграфическим почерком надпись «День 1».

— Какого?

День 1.

Она грубит. Девушка раздражена, нередко наступают моменты сильной агрессии. Не могу точно сосчитать время с последнего приема дозы. Скорее всего, около 20 часов назад, если судить по времени её поступления с передозировкой. На лицо начальная стадия абстинентного синдрома. Эйприл сидела на героине. Как долго? Ломка должна быть очень сильной.

День 2.

Озноб, увеличенные зрачки, боли в мышцах и паническое состояние. Эйприл не ест. Говорит, что не хочет. Запустила в меня светильником с тумбочки. На время убрал все опасное из комнаты. Надеюсь, она продержится дольше Брэдли.

Вечером было бредовое состояние. Поднялась температура, появилась сильная потливость.

День 3.

Ночью подняла меня криками. Хотя, я и так не спал, дежурил у дверей. Говорила, что не хочет надевать синее платье. Что за платье? Ударила по лицу и громко кричала о том, что ей больно. После отметил у нее сильный зуд. Жалуется на головную боль и мышечную. Говорит похоже на состояние, когда отлежишь руку. Все время мечется по комнате. Затем лежит минут двадцать, старясь уснуть. Минуту тишина и снова мечется по комнате. Просит её убить или дать дозу.

День 4.

В полпятого утра её начало рвать. Обильно, водой. Больше ничего не желает ни есть не пить. Еле вливаю в нее жидкость. Куриный бульон оказался у меня на одежде и был разлит по полу. Она пообещала меня убить. Стала более чем агрессивной. К вечеру жаловалась на сильные боли в кишечнике. Частые позывы в туалет. Пришлось выломать замок после последнего её похода. Обнаружил без сознания на полу. Обошлось без приема лекарств. После опрыскивания холодной водой и нашатыря пришла в сознание и, в который раз, накричала.

Эйприл выглядит изможденной и больной. Кожа сухая, серого цвета, глаза впавшие.

Мне становится стыдно, и я скорее пролистываю на последнюю запись.

День 10.

Двенадцать часов беспробудного и глубокого сна. Впервые за все время. Ни криков, ни разговоров сквозь сон.

Эйприл сильно похудела. (Не забыть взвесить, как только проснется). Да и я, наконец, выспался.

Девушка проснулась после полудня и попросила еды. Ела долго и тяжело. Бульон с хлебным мякишем. После взвесились. Потеря в весе около семи килограмм. На данный момент вес составляет 44,5 кг. При учете роста это сильная дистрофия. Так же отмечается дисфория и астения. Как будет спать этой ночью?

Поспрашивал у знакомых наркологов и психотерапевтов. Говорят, что синдром может длиться больше двух недель. Остаточные или отголоски синдрома могут продолжаться и вовсе несколько месяцев. И все же. Она держится дольше Брэдли.

— Интересно? — раздается над головой, и я пытаюсь сфокусировать взгляд на Натане.

— Сколько он продержался, Нат?

Мне не сколь ни стыдно, что хозяин комнаты обнаружил меня нагло читающей его записки. Все же он виноват, что запер меня.

— Нат? — удивляется доктор этому обращению. — Пойдем, на кухню. Думаю, нам стоит откровенно поговорить, согласна?

Я киваю и недоверчиво смотрю на подставленную мне руку.

— Не знаю, в какой момент Брэд вдруг сломался. Никто из нас не заметил, что его гложет какая-то проблема. Он был таким же, как обычно. Говорил так же, шутил. Ничего не выдавало в нем той крайней степени депрессии. Я тогда жил отдельно, в квартирке на Веллингтон-стрит, но часто приходил сюда в гости. Родители говорили, что Брэдли вроде как нашел девушку, перестал ночевать дома и иногда стал занимать у них на подарки. Я даже радовался за него, пока, наконец, в один из визитов не застал его дома. Увидел, как он совал к себе в рюкзак вазу, которую бабушка завещала отцу. Тогда он мало походил на того Брэдли, что я знал. Когда мы поняли, что происходит, было уже поздно. На контакт он не шел, перестал вообще появляться. Всего однажды нам удалось с отцом его поймать и насильно отвезти в клинику. После взятых анализов мы с ужасом узнали, что у него ВИЧ. Беспорядочные связи, не одноразовые шприцы, сама понимаешь.

Натан вдруг затихает, и его пальцы впиваются в кружку так, что костяшки белеют. Я же сижу напротив него в моей руке точно такая же чашка с крепким чаем, на столе тарелка с двумя сандвичами. Хватаю его эмоции, жадно слушаю и понимаю, что позади у него не самые лучшие времена. О болезни Брэдли я ничего не знала. Он никогда мне не рассказывал об этом.

— После неудачной попытки положить его в клинику, Брэд вновь пропал. Мы искали его, обходили весь город в поисках некого «Приюта», но тщетно. Идти в полицию было очень плохим вариантом, поэтому об этом почти не думалось, — мужчина смотрит куда-то перед собой, взгляд потерянный и задумчивый. Кажется, Натан сильно любил брата. — Мы с родителями решили, что если он объявится, то вести мы должны себя крайне жестко. Время шло, его не было. Родителям пришлось уехать на время — в Канаде скончалась тетя Сью, как оказалось не имевшая наследников и живых близких, кроме них. Тогда-то и объявился брат. Он не знал, что я временно переехал обратно. Брэдли решил стащить что-то и ночью пробрался в дом. Вот именно в тот момент я решился, и я запер его в комнате. В общем, как с тобой. Вот только я никак не ожидал, что собственный брат попытается меня убить. Через пять дней, несмотря на его тяжелое состояние и сильное истощение наряду со слабостью, Брэдли умудрился подкараулить меня у самых дверей и, когда я зашел к нему в комнату, он набросился на меня с будильником. Знаешь, такие тяжелые железные старые монстры. Думал, он не перестанет бить меня им, пока не проломит череп. В общем, — он вздыхает и странно трогает макушку, словно там у него что-то болит, — пока я приходил в себя, брат уже сбежал.

— Пошел в «Приют», — непонятно зачем говорю сама себе.

— Да, — Палмер долго на меня смотрит и отпивает из кружки. Мне кажется, что его руки трясутся. — А через два дня он поступил ко мне с сильной передозировкой и умер, — голос его слегка провис, — так и не придя в сознание.

Я кусаю нижнюю губу. Мне страшно жалко Брэдли и невыносимо хочется его увидеть. Сложно поверить, что такой счастливый и веселый по жизни парень мог такое сделать и…

— Я его понимаю, — слабо и жалко говорю вслух свои мысли.

— Что?

— Ну, я тоже до сих пор хочу тебя убить. Мне кажется, ты поступил очень плохо, оградив меня от семьи и не давая то, чего я хочу. Только вот я слабая, а ты здоровый парень и быстро скрутишь меня в бараний рог.

После этого мы оба долго молчим, думая каждый о своем. Тишина, зависшая на кухне, не кажется мне напряженной. Молчать с ним, почему-то удобно. Я допиваю чай, только от него мне становится только хуже. Во рту появляется противная горечь, и аппетит тут же пропадает. Сандвичи уже не манят своим видом.