Наталья Ручей - Плюс пятнадцать ради успеха (СИ)

— Каратэ и дзюдо, — пояснил он свою удачливость. — У вас чувствуются неплохие задатки, но дает о себе знать отсутствие тренировок. Подумайте над этим.

Лариса моргнула, все так же изумленно рассматривая Тумачева. А тот, хмыкнув, поправил выбившийся локон из ее светлой косы и задумчиво прокомментировал:

— Знаете, может, мы даже могли бы замутить не один раз, а парочку…

— Знаешь, — вмешалась я, — если ты и дальше будешь так сильно прижимать мою подругу к себе, вы незаметно можете прийти к браку по обстоятельствам!

Лариса наконец поняла, что одна рука у нее уже свободна и попыталась схватить Тумачева за шею. Тот, смеясь, увернулся и все же освободил ее — то ли устав блокировать, то ли испугавшись заявленных мною последствий. А потом я услышала еще один смех — тихий, чтобы никого не спугнуть, и такой радостный, что обижаться не было смысла.

— Прохор, — я подошла к мальчику и присела рядом, — привет. Ты как тут? Прости, что мы… Не мешают тебе злые дяди?

— Нет, Ев! — поспешно возразил Прохор. — Он не злой! Мне с Костиком интересно! Я рад, что он приходит ко мне. Пожалуйста, не выгоняй его! Я с таким трудом уговорил медсестер, чтобы они не выгоняли его, а потом и ты…

— Но ты ведь знаешь, что у нас есть серьезный повод для этого?

— Да, — подтвердил мальчик мои догадки. — Костик мне все рассказал. Сразу, как только пришел. Но, Ев…

Он взял мою руку и сжал, волнуясь.

— Пожалуйста, пусть он приходит. Мне как-то… легче, когда он рядом, он так хорошо отвлекает…

И в этот момент я вспомнила, что, несмотря на операцию, мальчик все еще испытывает сильные боли. И понятно, что когда он с кем-то общается, то на время забывает об этом, отвлекается. Я прихожу только утром и вечером, да и то ненадолго, а Костик здесь, целыми днями просиживает в больнице. И если его присутствие хоть чуточку уймет боли Прохора… И если сам Прохор этого хочет… Как я могу отказать? Да и какое имею право?

Да, я этого не хочу. Но этого хочет мальчик. И в данный момент для меня важнее его желание.

— Пожалуйста, Ев! — снова попросило рыжее «солнышко», и значит, для него имело значение мое согласие.

Врать мальчику я не хотела, поэтому отвлекла его на знакомство с Ларисой, рассказала, что это моя лучшая подруга, что мы снимаем одну квартиру, и когда у них завязался разговор, взглянула на Костика и вышла в коридор. Дядя Саша, который так же был в палате, посмотрел вопросительно, но я покачала головой: нет, пока вмешиваться не надо. Спустя пару секунд Тумачев вышел в коридор следом за мной, прислонился к стене, скрестил на груди руки и молча уставился на меня.

— Зачем тебе это надо? — спросила я то, что волновало сильнее всего.

— В раскаяние ты не веришь?

— После того, как ты мне рассказывал, что сбил столб?!

— Не веришь, — правильно сделал выводы он. — Значит, не поверишь и в то, что я не преследую цель сделать что-то во вред Прохору.

— Ты уже это сделал!

— Да, — согласился он и, чуть помедлив, добавил: — Но теперь я попытаюсь это исправить. Ты можешь верить — можешь не верить, но мне нравится Прохор. И… Сказать «мне жаль» — это как-то банально. Но мне жаль. Да, мне жаль. И, поверь, Ева, я сделал выводы из того, что случилось.

— И что теперь? — рассмеялась я, чувствуя при этом приступ какого-то волнения и непонятной, необъяснимой злости. — Съешь свои права? Или продашь машину и тайно перечислишь все деньги на благотворительность?

— Нет, Соколова, на великие поступки у нас способна только ты, — на его губах все так же играла усмешка, но он явно ощущал не меньшую злость, чем я. — А я просто перестану водить в пьяном виде и заплачу за лечение Прохора.

— Ч-что? — пришла я в себя спустя какое-то время.

— То. Можешь бросать работу, Соколова, — он небрежно оттолкнулся от стены и развернулся, чтобы вернуться в палату мальчика. — Какой с тебя секретарь? Увольняйся, покатайся по миру в оставшиеся каникулы — можешь теперь себе это позволить. Кое-что ты уже заработала. А сегодня на счет твоего отца вернутся деньги, которые он заплатил за операцию Прохора. Модель из тебя не вышла, а вот путешественник еще вполне может получиться.

— Любопытное досье.

— Как видишь, не только твои родители умеют собирать факты.

— А про меня — это все или есть что-то еще?

— Все, Соколова, расслабься. Кому интересна история о том, как тебя ради карьеры бросил один красавчик?

— Действительно, никому, — улыбнулась я нежно. — Тем более что это я его бросила.

Моя злость вспыхнула и все же нашла оптимальный выход.

Костик успел лишь моргнуть, а уже лежал на полу. А я нажимала туфелькой на его шею, чтобы не рыпался. И он знал, что если я нажму чуть сильнее… В общем, он был удивительно спокоен и тих, и даже в состоянии меня слушать.

— Какой из меня секретарь — решать не тебе, а моему руководству, — холодно, как, собственно, мое руководство, ответила я на все его предложения. — Попытка перекинуть деньги на счет моего отца и выставить это потом как взятку не пройдет, потому что деньги перечислялись анонимно и умными людьми, которые привыкли часто общаться с подонками по долгу службы. На лечение Прохора можешь деньги отправить — лишними они точно не будут. И да, модель из меня, может, и не вышла, да и отсутствие тренировок дает о себе знать, но падение с высоты своего самолюбия таким типам, как ты, я могу обеспечить. Я понятно говорю?

— Соколова… — Тумачев раскинул в стороны руки и улыбнулся словно блаженный. — А у тебя аллергии на больничные простыни нет? Впрочем, ради тебя я могу и шелковые купить. Такая страсть! Такие ножки! А эти шпильки… у меня сразу столько фантазий…

Было достаточно взглянуть в его хитрющие глаза, чтобы понять: на полу он только благодаря эффекту неожиданности. И в любой момент мы легко можем с ним поменяться местами — с учетом, как он легко скрутил мою боевую подругу. Но по каким-то причинам он до сих пор этого не сделал, более того разлегся с удобствами — закинул ногу на ногу, а руки за голову. И все так же рассматривал меня снизу.

— Что здесь происходит? — вышел из палаты дядя Саша, а следом за ним выскочила встревоженная Лариса.

— Ничего, — я убрала туфельку с горла Тумачева и обернулась.

Тут же неведомо откуда к нам подбежал врач, которому, скорее всего, неплохо заплатили родители Костика, и стал расспрашивать, что да как, и почему он лежал на холодном полу.

— В столб врезался, — отмахнулся псевдобольной, а когда врач ушел, внимательно посмотрел на меня, прикинул что-то в уме и выдал: — Я сражен, Соколова. Так и быть! Шелковые, с ручной вышивкой, и все серьезно на целых три дня!

— Балбес! — все же признала его больным и направилась обратно в палату.

— Ты мой самый смелый и отчаянный хлюпик! — перехватив по пути, Лариса меня обняла и поцеловала в макушку.