Наталья Ручей - Плюс пятнадцать ради успеха (СИ)

— Договорились, Ев? — беспечно улыбнулась подруга.

Но я считаю: друг не тот, кто поддержит тебя в увядании, потому что это удобно и легче. А тот, кто сорвет, пересадит в другой горшок, если надо, но завянуть не даст.

— А любовь по-настоящему — это как? — спросила я. — Можешь мне объяснить? Ты сказала, что теперь это понимаешь. Вот и я… Тоже хочу понять.

— Ев… — растерянно пробормотала Лариса.

— Объясни мне, — с нажимом вновь попросила я. — Ты же знаешь. Ты уже все решила.

— Ты не понимаешь…

— Да, — не дала ей возможности обидеть себя и таким образом увильнуть, — вот я и хочу разобраться. Расскажи мне. Поделись со мной. Любить по-настоящему — это как? Может, это означает молчать, наблюдать со стороны, выводить из себя и убегать в тот момент, когда тебя заметили и захотели обернуться? Или это спонтанное желание заменить одного другим, но когда вроде бы страсть наметилась и летают искры, все равно оставаться в одежде? Или ты считаешь, что по-настоящему — это черная стограммовая шоколадка и вялый лимон?! Вялый лимон меня просто добил… Кстати, интересно, это случайная покупка или скрытые комплексы и предпочтения?

Лариса перестала строить просительные рожицы и отвернулась к окну. А потом медленно выдохнула и закрыла лицо руками, а плечи ее подозрительно вздрогнули…

— Поплачь-поплачь, — встав со стула, я нависла над ней и утешительно погладила по плечу, по роскошным светлым волосам. — Поплачь, дурында…

— Н-не могу… — послышался ее писк, а плечи задрожали сильнее.

— Могу-не могу, — проворчала я. — Не тяни время. Плакать — это инстинкт, а не наука! Рыдай давай побыстрее — тебя попустит, мы выпьем ведро чая, съедим пару кило шоколадных конфет и пойдем спать, счастливые и довольные!

— Н-не могу я… — повторила Лариса, а потом убрала ладони от лица и, давясь смехом, выдавила: — Я как представлю себе… Нет, Вадик он — хороший и симпатичный, но… Я вдоволь успела пощупать у него только лысину, а ты так живописно описываешь вялый лимон, что представилось… в общем, пошло представилось, стыдно рассказывать…

Подруга уже открыто зашлась в приступе хохота, а я, скрестив руки, наблюдала за ходом истерики. А когда она успокоилась и посмотрела на меня осмысленно и без намека на надрывный смех или слезы, встретила ее возвращение в реальность.

— Ну, здравствуй, радость моя.

— Здравствуй, — выдохнув удовлетворенно, отозвалась она и вновь состроила умилительную мордашку. — А можно мы уже начнем опустошать ведро чая и уничтожать два кило шоколадных конфет?

— Можно, конечно, — дала я добро, — только за ними еще надо сходить в магазин.

— Ночью? По темноте? — выглянув в окно, скривилась Лариса и, осмотрев себя, добавила. — И когда я в пижамных штанах, а переодеваться лениво?

— Ну да, — поддакнула я без особой охоты.

А спустя три минуты и сорок секунд, которых хватило на то, чтобы прихватить с собой кошелек — чей был ближе, тот и ушел на улицу, мы с Ларисой, хихикая, вышагивали по темному двору. И любовались — тишиной подступившей ночи, мигающим светом фонарей с дешевыми лампочками, полетом летучих мышей и старичком Аркадием Филипповичем, помогающим снимать стирку своей избраннице, которой он, как выбрал, так и не изменял, несмотря на ухищрения конкуренток.

А спустя полчаса мы с Ларисой сидели на нашем балконе, пили вкуснющий чай и ели конфеты, без подсчета калорий.

И говорили. Много. Долго. И тоже со вкусом.

И без разницы, что завтра рано вставать, потому что то, что происходило здесь и сейчас, было гораздо важнее.

И вообще, кто сказал, что дружить — это просто?

Иногда дружить — это ночь не спать, а говорить, говорить, говорить и смеяться…

Утром у нас с Ларисой впервые за долгое время совпали рабочие графики, в результате чего у ванной комнаты пришлось обговаривать очередность. Впрочем, попытка договориться была не с моей стороны — я ведь первой успела взяться за ручку двери, так что…

— Ладно, — присмотревшись ко мне, прекратила переговоры подруга, — иди уж, а то у тебя такое лицо, будто на тебя ночью пчелы напали!

Так как я была еще в коридоре и своего отражения видеть не могла — мужественно смолчала, но в ванной глянула в зеркало, сравнила то, что увидела, с тем, что лицезрела в коридорчике, и выглянула обратно.

— Замечу, что ты выглядишь так, будто от тебя пчелы вовсе не улетали, — пока Лариса приходила в себя от шока и осознания, что не вру, я спряталась в ванной, заявив с безопасного островка: — Но первой по справедливости все равно буду я!

Вода помогла, и спустя минут десять я вышла в нормальном состоянии и сносном настроении.

— Свободно! — заглянув в кухню, объявила суетящейся у плиты Ларисе.

— У меня тоже, — объявила она и сняла турку с огня. — Кофе. Чай теперь будет не скоро — от него глаза опухают. Этак можно не заметить всех ужимок Калинского и весь день проскучать. Смысл тогда вообще на работу ехать? Тем более что зарплата уже была, а следующая теперь будет нескоро.

— Ну… а на Корнева посмотреть?

— С чего бы это? — нахохлилась подружка, а потом прищурилась, воинственно перекинула распушившиеся после сна длинные волосы со спины на плечо и объявила: — Это пусть он на меня смотрит!

И, видимо, чтобы смотреть ему было интересней, принарядилась так, что многие мужчины шеи сворачивали, пока мы шли. Новые босоножки на каблуке, платье, норовящее разлететься в разные стороны от малейшего ветра, и глубокое декольте, скромно прикрытое ниткой жемчуга — н-да, мужчин можно понять. Даже наши знакомые охранники Петр и Степан, дежурившие сегодня в полном составе, забыли поздороваться и вместо этого придирались, что нужны пропуска, что их надо показывать обязательно, тут серьезное заведение, а не абы как. А когда пропуска были найдены в сумочках, все равно предпочли рассматривать женскую грудь, а не пластик.

— Меня бы босс за такое декольте точно убил, — рассмеялась я, когда мы прошли все преграды и стояли у лифтов, прежде чем разойтись в разные стороны.

— У меня нет нервного и ревнивого босса, — снисходительно пожала плечами Лариса, — так что мне можно все, что угодно.

— Уверена? — заметив худощавую фигуру мужчины, решившего больше не стоять за углом и просто подслушивать, а заявить о своем присутствии, невинно спросила я.

— А что тут думать? — хохотнула Лариса и с улыбкой посмотрела на охранника Петра.

Тот закашлялся, обернулся, ища соперника, но заметив, что никого нет, и такая красота обратила внимание на него, сделал уверенный шаг вперед, и… Кисло улыбнувшись, разочарованно махнул рукой и вернулся на пост.

— Что это с ним? — удивилась Лариса.

Но пока она была занята одним мужчиной, к ней успел подойти другой. И теперь стоял у нее за спиной и прожигал ее шею взглядом, а потом, видя, что она собирается обернуться, сам выдал свое присутствие.