Наталия Кочелаева - И в горе, и в радости

Наташа долго сдерживалась, не желая плакаться в жилетку Кире, перед которой так щеголяла своим счастьем. Но Кира позвонила сама и показалась страдающей супруге такой близкой и родной, что Наташа не выдержала и рассказала ей о своих бедах.

— И к тому же я из-за этих неприятностей снова набрала четыре килограмма, потому что, когда я переживаю, я ем!

— Ты чувствуешь себя оставленной, потому что нигде не работаешь, — пояснила Кира. — Тебе нужно чем-нибудь заняться, понимаешь? Тогда у вас появится больше тем для разговоров, да и деньги тебе не помешают…

Наташа с трудом представляла себе, куда она может пойти работать. Обратно, в регистратуру? Вряд ли уже примут, лимит благотворительности исчерпан. Да и какие новые «темы для разговора» могут последовать из ее сидения перед крошечным окошечком, куда назойливо тычутся пациенты? Да скорее она сама закиснет в этой чертовой поликлинике, мимо которой ей и ходить-то неприятно, вряд ли ей удастся разнообразить таким способом свою семейную жизнь!

Но Кира неожиданно предложила свой вариант, и к этому варианту Наташа отнеслась более чем благосклонно.

— У мамы ведь цветочные магазины, так? — втолковывала Кира. — Туда то и дело требуются продавщицы. Внешние данные нужны хорошие, ну да это у тебя есть. Умение общаться с людьми тоже есть, ты же не зря в регистратуре своей сидела. Специальное образование — курсы флористов всего месяц…

— Постой, какие курсы? Я никаких курсов…

— Вот и закончишь, — перебила ее Кира. — Я знаю очень хорошие, с их дипломом тебя сразу возьмут. Правда, они платные…

Наташа загрустила — представила себе, сколько стоят эти «очень хорошие курсы» и как это скажется на захромавшем семейном бюджете. Придется, наверное, еще одну картину продать…

— Если у тебя проблемы, я тебя выручу, — обнадежила ее Кира. — Да ты даже не думай об этом! И потом помогу устроиться, не волнуйся.

Наташа взяла у Киры деньги на курсы со спокойной душой. Во-первых, у подруги денег куча, она их вообще не считает, да и тратить ей их, по большому счету, не на что. Во-вторых, ей частенько казалось, что весь мир ей как бы должен. За что? За сиротство, за скучное детство и не менее скучную юность. Да и потом — разве она, Наташа, такая красивая, умная и развитая, не стоит всего самого лучшего?

На курсах дело сразу пошло на лад. Наташе понравилась флористика, понравились цветы, и понравилась она сама себе в новой роли. В самом деле, что за глупость — медицина. Флорист — вот профессия для уважающей себя леди. Так тонко, так грациозно! Цветы в белых пальцах с идеальным маникюром, загадочное и нежное выражение глаз, шуршание и особенный запах оберточной бумаги, трепет атласных лент.

И в магазине ей понравилось. Директриса приняла ее не как искательницу места, а как Кирину ближайшую подругу, которой пришла в голову блажь поработать — для своего удовольствия исключительно. Конечно, как она могла отказать хозяйской дочери!

Но тем для разговора с Егорушкой у Наташи не появилось. Он, правда, обрадовался, когда узнал, что она устроилась на работу, расцеловал и назвал, как раньше, зайчонком, но поведения своего в корне не изменил. К тому же вскоре произошло событие, которое заставило Наташу пересмотреть все свои взгляды на жизнь. После работы она решила немного прогуляться. Егор все равно придет поздно, все равно от него будет пахнуть вином и такими чужими, такими роскошными духами, в которых заключено все — морские брызги, птичьи крылья, запах горячего песка и нежных объятий… Наташа пошла в «Адриатику» — недавно открывшееся кафе, где всегда можно было поесть креветок, устриц и прочих скользких морских прелестей. Там у нее был шанс забыть о своих таких постыдных неудачах и представить себя светской печальной дамой, скучающей над судками с невиданными соусами. Но даже этого невзрачного утешения ей не дано было получить.

Они сидели у окна — ее Егорушка и подлая, бесконечно подлая подруга! Согласно высочайшим канонам предательства она ужинала с ее мужем так, как будто это был абсолютно свободный молодой человек, сроду Наташу не знавший! Сухопарая красотка в стиле Твигги, в потрясающем вечернем туалете — конечно же в светлом! — кормила ее Егорушку мидиями с двузубой вилочки и смеялась. Щурились длинные серые глаза, влажно блестели идеальные зубы, так ослепительна была нежная ложбинка между грудей в вырезе жемчужно-серого платья!

Этого Наташа пережить не могла. Она опрометью кинулась вон из проклятого ресторана, куда ей так некстати пришла идея забрести. Она не помнила, как добралась до квартиры, и осознала себя только после того, как подушка промокла от слез насквозь, а в горле невыносимо засаднило. Тогда она пошла в кухню — попить — и долго стояла возле модерновой хромированной стойки, не помня, кто она и зачем пришла, а потом долго пила прямо из-под крана, чувствуя себя так, будто глотает не чрезмерно фторированную питерскую воду, а уксус и желчь.

Егорушка явился только в шесть часов утра. К этому моменту она порядком напилась — выкушала все, что стояло в изысканно-красивом баре. Полбутылки шотландского виски промелькнули незаметно, за ними последовал ямайский ром. Потом — итальянское вино в смешной плетеной бутылке. Потом Наташу долго и некрасиво тошнило, а еще потом она «догонялась» водкой и хорошо поставленным, но немузыкальным голосом спывала «Цвэтэ тэрэн, цвэтэ рясно», хотя украинской мовы сроду не знала.

— Да-а, вот это картина, — промолвил Георгий, взглянув с порога гостиной на свою благоверную. Та лежала на бело-розовом ковре в окружении пустых бутылок, разбитых стаканов и раскиданных закусок — сначала она еще пыталась закусывать, надо же! — полуголая, мокрая, зареванная.

— Я все знаю, — заявила ему Наташа. — Пошел вон отсюда, сволочь!

Господи, как она потом корила себя за этот отвратительный разгул и за эти кабацкие, скандальные выкрики! Куда, интересно, в тот момент подевался весь опыт, накопленный путем чтения статей в женских журналах — от «Работницы» до «Космополитена»? Вот если бы он никуда не делся, опыт этот, и Наташа смогла выдержать имидж благородно-сдержанной леди, оскорбленной и страдающей, но любящей жены… Но что толку вести речь о пролитом молоке? Пока она выкрикивала проклятия и неверному мужу, и подлой подруге, Егор быстро покидал в огромную дорожную сумку свои вещи, бросил ключи от квартиры с серебряным брелоком-зайчонком (Наташин подарок) на телефонный столик и ушел. Навсегда.

Она это пережила, разумеется. Она даже продолжала ходить на работу, сосватанную подлой Киркой-разлучницей, продолжала ходить только для того, чтобы доказать самой себе — она чего-то стоит и без протежирования, она сможет. Пару раз Наташа приезжала на Ваську — просто так, чтобы пройти мимо окон Егорушкиной квартиры. Разумеется, он жил здесь, куда еще ему было податься? Не к Кире же, под крылышко к ее мамочке и тетеньке.