Вера Колочкова - Три царицы под окном

Вздохнув еще раз и одернув на себе новый жакет, она вышагнула из-за колонны, медленно пошла навстречу нервно слоняющемуся у небольшого фонтана кавалеру. Будь что будет. Вот только зря, ей-богу, она в этот новый костюм выпендрилась, совершенно зря! Он красивый, конечно, но уж сильно торжественный. Не совсем подходящий для такого свидания. Черный, как ночь, а лацканы на пиджаке ярко-белые, и пуговки большие белые в два ряда. Слишком уж не увязывался внешний вид кавалера с ее новым костюмом. Был этот кавалер будто обтерханный какой-то. Право слово — мужикашка. По-другому и не назовешь. Брюки будто утюга сроду не знавали, торчат пузырями на коленях, зато на спине пиджака — вообще! — яркий утюжный след сразу в глаза бросается. И не просто так, чтоб слегка припалило, а во всей своей желто-сожженной красе. Большой оригинал этот мужикашка, однако. Другой с таким утюгом даже из дому постесняется выйти, а этот, смотрите-ка, на свидание приперся… А может, он и не видел, что у него сзади такая отметина припечаталась? Может, он просто торопился и пиджаки перепутал? От волнения? Или от большой рассеянности? Даже и не знаешь теперь, как себя вести… То ли сказать ему об оплошности, то ли смолчать вежливо.

Подойдя поближе, она обнаружила в его облике еще один неприятный для себя изъян — мужикашка был совсем маленьким. Такого был копеечного росточка, что просто ни в какие ворота. На целую голову ее ниже! Вот знала бы, ни за что бы туфли на высоком каблуке не надела. И сама на этих каблуках уже смаялась, и человеку настоящий удар по самолюбию теперь будет… Но не спрашивать же было у него по телефону, какого он роста да обличья! Она ж как лучше хотела. Чтоб красиво было. А получилось — не пришей кобыле хвост. И ладно бы еще, если б она сама на этих каблуках ходить умела! Ноги вон мигом затекли, с трудом по брусчатке ковыляют…

— Это ты, что ль, Коля будешь? — улыбнулась она ему дружелюбно и одновременно чуть вымученно. Хотела снисходительно улыбнуться, да не получилось у нее снисходительно. Когда каждый шаг в ногах болью отдается, тут уж лицу не прикажешь.

— Ага… Я Коля и есть… — расплылся в радостной улыбке мужичок. — А ты, стало быть, Тамара…

Боже мой — он еще и рябой весь! Как говорится, еще один нежданный для вас сюрприз, госпожа королевишна! Вот это уж совсем тоска, как себя ни уговаривай с такого лица воду не пить… Но что делать — не поворачивать же назад да не бежать от него, только поздоровавшись. Ну, рябой, ну и что… Со временем глаз приглядится, притерпится… Зато ее больше любить будет! Она-то с ним рядом, выходит, и впрямь красавицей смотрится! Вот и пусть потом любуется на нее, и оценивает по самой высокой мерке, и даже гордится, что у него такая жена! Хотя чего это она — уж сразу и до жены допрыгнула! Поглядим еще, послушаем, что тут за фрукт с утюгом такой…

— Ну что, погуляем? Иль сразу пойдем да по пивку вдарим? — деловито осведомился Коля, с видимым удовольствием ее оглядывая. И тут же вынес свой незамысловатый вердикт по результатам этого осмотра: — А ты ничего, справная… Мне такие бабы всегда нравились, чтоб кровь с молоком…

— Ой ли? — вдруг неожиданно для самой себя кокетливо рассмеялась Тамара. — А что, много их у тебя было, баб-то?

— Да уж водились, грех жаловаться. Меня вообще бабы всегда любили! Что, не веришь?

— Да как тебе сказать… Не знаю я. А где они все? Ну, которые любили-то? — задала свой вопрос Тамара. Как ей показалось — каверзный.

— Так знаешь же, как в жизни бывает… Сегодня все путем, а потом все как-то само собой не туда поворачивается, глянешь — и опять один, как перст… Просто невезучий я, наверное. Эх, да если тебе про мою жизнь порассказать… Всякого в ней было…

Он вздохнул, глянул на нее грустно и как-то слишком уж по-собачьи преданно, будто спрашивал разрешения — позволишь, мол, рассказать-то? Потом, еще раз вздохнув, все-таки предложил робко:

— А то давай расскажу… Если тебе интересно, конечно. Весь тебе откроюсь, до самого донышка. Хочешь?

— Что ж, расскажи. Отчего и не послушать? — коротко дернула плечом Тамара. — Только давай сядем где-нибудь. А то меня сегодня ноги не держат. Устала я.

— Ага, ага! Конечно, давай сядем! — обрадованно засуетился Коля, озираясь вокруг. — Я тебе сразу так и предложил — помнишь? Посидим, говорю, пивка попьем! Вон, видишь, кафе под синим тентом? Туда и пойдем! Там всегда и музыка такая душевная играет, «шансон» называется. Ты любишь душевную музыку-то?

— Люблю. Я всякую музыку люблю, — сдержанно кивнула Тамара. И тут же, скосив глаза на его спину, решилась спросить: — Слушай, а ты вообще в курсе, что у тебя на спине… Как бы это сказать…

— Это ты про утюг, что ли? — весело посмотрел на нее снизу вверх Коля и так наивно хлопнул при этом глазами, что ей вдруг очень неловко стало за свой бестактный вопрос.

— Ну да… Про утюг… Просто очень уж в глаза бросается…

— Ой, да ладно тебе! Подумаешь! И пусть бросается! Иль ты стесняешься со мной идти?

— Да нет, что ты! Я не стесняюсь, просто…

— Эх, вот все вы бабы — такие… Все вам красивости одни в мужике подавай! А что у человека на душе, какой он на самом деле есть, вам и наплевать!

— Ой, да не нужны мне никакие красивости! — обиделась вдруг Тамара. — Я же просто так спросила! Думала, ты не заметил… Или перепутал чего… Всяко же бывает!

— Да ничего я не перепутал! Просто я это… Я не такой! Я на всякие там жизненные мелочи вообще внимания не обращаю! Подумаешь, след от утюга на пиджаке остался! Так не от дерьма же, правда? Пиджак как пиджак, добрый еще… Не выбрасывать же его на помойку…

— Да ты не обижайся, Коль…

— Да я и не обижаюсь! Подумаешь! Просто я без бабы живу, давно уже. Вот и некому приглядеть…

— Ага… И домашней еды тоже давно не ел, да? — хитро сощурившись, тихо-коварно переспросила Тамара.

— Чего это ты вдруг — про еду? — словно уловив в ее голосе нехороший для себя подвох, встрепенулся Коля. — Иль ты думаешь, что мне баба только для еды да для обиходу всякого нужна?

— А что, нет?

— Ох, какая ты… Прямо без ножа мужика режешь! Люблю таких баб, чтоб вокруг да около не ходили!

— Ну, так все-таки…

— Нет, Тамарочка. Я не такой! Я жить с теплом люблю, чтоб душа к душе запросто так тянулась, а не из-за всяких там интеллигентских заморочек да реверансов. Я потому и с бывшей своей развелся, что она все помалкивала да злобу в душе копила. Подожмет губы, и молчит, и глядит презрительно, будто я вошь какая ничтожная. А я — человек! Мне от тебя не презрение, мне от тебя любовь нужна…

— Так ты разведенный, значит?

— Ага. Разведенный. Могу и паспорт показать.

— А у тебя и паспорт с собой имеется?

— А у меня всегда свое с собой имеется, Тамарочка. И паспорт, и рожа моя рябая, и душа нараспашку!