Наталия Яровая - Тень Казановы

Игры с государством положительного результата не дали.

Долго унывать не стала. Дачный участок семейный на сто рядков одна (сыновей с невестками не дозовешься!) перепахала, урожай клубничный собрала. Потом малинка, смородина пошли. Ведро — солдатикам в подарок, святое дело, у нас дача возле летних военных лагерей располагалась, а два — на рынок. Доход — в дом. Худо-бедно, реанимировались.

Позже в шахматы ударилась. С мужиками во дворе целыми днями играла. На деньги, конечно. Особого достатка не принесло, но в убыток, слава богу, не ушли.

Потом еще несколько похожих эпизодов было. Дед уже и рукой на нее махнул. Только Манькой-облигацией называть стал, а в качестве компенсации на майские военные парады половину ее медалей к себе на грудь перевешал.

— Да пускай! — легко согласилась баба Юля. — У меня они все равно все не помещаются!

Тем временем я в десятый класс перешла. «Дипломаты» в моду вошли, портфели такие твердые. Сто рублей на барахолке стоили. Родители мои не тянули — инженер и заведующая садиком. Но загрустить бабушка не дала. На сей раз собаку нашу, Чарлика, начесала, настригла. Сплела антирадикулитную белую пряжу. Носков навязала. В реализацию пустила — пошло. Десять пар по семь рублей. Двадцатку дед из заначки добавил. Еще десятку из копилки вытрясли. Мелочью. Подались на барахолку. Нашли «дипломат». Сто двадцать за него просили. Торговались долго, бабушка беломорину нервно смолила.

— Нас фашистская пуля на войне не достала, — сказала, — и здесь не сдадимся.

Сторговались.

Первого сентября я к занятиям приступила с чувством полного собственного достоинства. Знай наших! Мы не то что на «дипломат» насобирать, мы Берлин с тремя патронами брали!

Мы с бабушкой самые близкие друг другу в семье были. Я с ней основными планами жизненными делилась. Отец со вздохом звал меня бабой Юлей. А ее при этом — Остапом Бендером. Бывает. Основные качества через поколения, говорят, передаются.

Школу я закончила с серебряной медалью. На выпускной ко мне дед в форме прибыл и бабушка при нем, с косой вокруг головы. Гордились внучкой. Не зря, дескать, Виктория! Тут-то мне как раз часы трофейные в наследство с бабушкиной руки и перешли.

В институте после третьего курса меня послали на практику во Владивосток. Тут отец и решил меня в тайну семейную посвятить. Усадил меня на кухне и выложил: «Бабушка паша нам с тобой не родная. Дед твой, когда со сцены ее снял, уже женатым побывал. Жена при родах умерла. Я родился. А тут война, дед в сражениях метался. Новорожденного пока родственники по материнской линии растили. Войне конец — дед с новой женой прибыл, с Юлей. Меня без вопросов забрали и дальше, по месту назначения отбыли. Потом еще двоих народили. Никто и знать ничего не знал. Я сам долго в неведении был. Короче, не родная она тебе бабушка, хоть и любимая сильно».

Мне удивительно стало — мы с ней так похожи!

— Похожи, — отец подтвердил, — и не столько внешне, сколько духом и характером. Что и странно! А под Владивостоком городок есть — Уссурийск, там корни мамы моей родной. И родился я там. Постарайся найти кого-нибудь. Родня все же.

В Уссурийск я съездила, родию нашла. Тетушка старенькая совсем. В домике с резными окошками проживала. Яичницу мне нажарила, прошлое вспоминала. На стенах в домушке по старинке фотографии висят. Бабушка на них, родная которая. Молодая, красивая. Дед в форме офицерской. И семейный портрет рядом: опять дед, отец мой маленький и баба Юля. Которую со сцены сняли. Моя то есть. «Все смешалось в доме Облонских». Но так и надо, наверное.

Домой я с практики вернулась, весело рассказала, как они там все на фотографиях перепутались. Отец загрустил: «Умерла баба Юля наша. Не стали тебе сообщать, чтоб одна вдали не плакала».

Вот так, взяла и умерла… С дачи приехала, к соседке за солью зашла, охнула, вдоль стены опустилась. Легкая смерть.

Может, и хорошо, что на похоронах мне быть не пришлось. Так и осталась она у меня в памяти: маленькая, шустрая, в подростковых сандалиях — на дачу собралась. Пачка беломора в сумочке.

Первая потеря в моей жизни… Как же мы так похожи, если неродные оказались?

Я не к тому это вспоминаю, что кому-нибудь про детство мое и про бабушку мою интересно будет. К другому.

Время прошло. Я во Владивостоке поселилась. Понравилось мне там, когда на практике была. По распределению после вуза в проектный институт оформилась. По иронии судьбы через год директором там стала, прежний директор перемен забоялся — ушел достойно. А я фирмочку вытянула, даже в рост пошли. Родители за мной подтянулись. Замуж тем более вышла. Сын родился, Васька. В нашу породу пошел. Спокойный, уверенный. К женщинам бережно относится с малолетства. Их в семье, после моего рождения, и не заводилось больше.

Ваське четыре года было, а нам с мужем не зажилось чего-то. Разводиться, правда, не стали, но разъехались. Без скандалов.

Еще через год бывший муж в Америку поехал счастья поискать. Я его в аэропорту провожала. Тут перед отлетом он и пустил слезу: с женщиной одной встречался, потом расстались. Вот-вот родить должна, боюсь, бросит ребеночка.

Приехали, называется! Ну а я-то здесь каким местом?

Отправила его, в общем.

А про ребеночка все вспоминала. Жалко, если бросят. Муж, как ни крути, все родня какая-то. По сыну. А ответственности — никакой. Бросил тетку беременную. В нашем роду мужики бы сроду так не поступили!

Короче, навела я справки, связи подключила. Без особых проблем роды отследила. Девочка родилась. И прогнозы не обманули — оставили ее в роддоме.

Семейный совет созывать не стала. Не без труда, но забрала ребенка в дом. Тогда в стране перестроечный хаос царил. Личные связи многое решали. Мама с папой только глаза вытаращили — откуда? Как будто колбасы батон принесла.

— Вот, родила, — со вздохом сказала.

Не поверили, конечно. Пришлось колоться. Отец опять меня бабой Юлей обозвал, но девочке обрадовался, сюсюкать сразу взялся. С мамой, конечно, сложнее пришлось, а куда деваться? Не игрушку купили.

— Мать Тереза! — обозвала она меня напоследок и махнула рукой.

Смирились, в общем. Ваське сказали, что сестренку аист принес. Он посмотрел на нас подозрительно, но лишнего не спрашивал. Недолго думая девочку Юлькой назвали.

Стали жить.

Моя личная жизнь тоже неожиданный вираж сделала. Свалилась мне любовь на голову, большая и красивая. Такая, какую все ждут, а одному достается. И родители мои и дети как-то сразу это приняли. Не все, конечно, гладко складывалось. Но время шло, и постепенно сложилось. Сережа с детьми моими легко общий язык нашел. Особенно с Юлькой сапогами одной пары оказались. Потом уже, когда Сережа стал с нами жить, Юлька как-то выпалила: