Екатерина Риз - Все что нужно ей

Я сжала руку в кулак и положила его на стол. Гришка смотрел на меня заискивающе.

— Настён, ты должна понимать, что я прав.

— Я не поеду!

— Поедешь, — негромко отозвался он. Из-за стола поднялся, отнёс тарелку в раковину и поставил чайник на газ. — С Серёгой я договорюсь. Разведётесь максимум за месяц, тебе даже встречаться с ним не нужно будет. А потом я отвезу тебя к матери, поживёшь немного у неё… может быть, пока я не решу вопрос с жильём.

— С каким жильём?

— С нашим, — вроде бы удивился он.

И вот тут я догадалась:

— Ты думаешь, что я буду с тобой жить?!

Гриша чайник выключил, видимо, передумав чай пить, и плеснул в стакан минералки. Выпил залпом и кивнул. А я воздух ртом ловила, не зная, как докричаться до этого придурка.

— А ты меня спросить не забыл?

— А ты не забыла, что ты от меня беременна?

— Уж это я как-нибудь пережила бы. Одна! Без тебя!

— Настя, ты опять заводишься, — предупредил он, будто я сама не чувствовала, что киплю изнутри.

— А чего ещё ты от меня ждал? Что я в обморок от счастья грохнусь?

— В обморок не надо.

Я вскочила, руки в бока упёрла и принялась оглядывать углы небольшой кухни, не зная, что мне предпринять. Решила по-хорошему с ним поговорить.

— Гриша, я не хочу с тобой жить.

— Почему?

Я только руками развела, не зная, как объяснить.

— Просто не хочу. Что нас с тобой связывает? Кроме ребёнка? Мы друг друга не знаем, и вообще…

— Что?

— Мы друг друга не любим!

Он хмыкнул.

— Ты так думаешь?

— Я это знаю. Не может быть такой любви. Ты… ты меня использовал. Получил, что хотел, семью мою разрушил, а теперь хочешь, чтобы мы всё забыли и зажили счастливо? Так не бывает!

— Да откуда ты знаешь, как бывает? Никто не знает.

— Это не повод…

— Настя, ты просто на взводе. А вот если бы ты села и подумала…

— Я три месяца сидела и думала, — отрезала я.

— Ты думала не о том.

— Гриша, ты идиот.

Он выдохнул, видимо, мысленно прося себя держаться.

— Это гормоны, — объяснил он то ли мне, то ли себе. — Никогда не верил, что женщинам во время беременности крышу сносит, но теперь вижу, что это правда.

Я с кухни вылетела, жалея о том, что двери нет и хлопнуть нечем. Минуты, что я провела в тишине, мне не хватило для того, чтобы успокоиться. Я стояла у окна, обхватив себя руками за плечи, и раздумывая о том, как мне до Сулимы достучаться, чтобы он понял, насколько абсурдны его предположения о том, что я жить с ним соглашусь — воспитывать ребёнка, вести семейный бюджет, спать в одной постели, да и просто считать его своим мужем! А он в комнату вошёл, присматривался ко мне, и заговаривать не спешил. Я только слышала, как он вздыхает. Наверное, сочувствует себе, что жизнь его накрепко связала со столь взбалмошной особой, как я. Но я ведь не такая, это на самом деле гормоны, а ещё справедливая злость на его твердолобость. — Настён. — Он наконец собрался с мыслями и решил попробовать ещё раз. Я неуютно повела плечами, когда он оказался за моей спиной и рискнул меня коснуться. Погладил, потом волосы с шеи убрал. — Ты ведь не думаешь, что я просто отступлю? И оставлю тебя здесь, одну, гордую и никому не нужную.

— Говори за себя. Я нужна.

— Кому? Маме?

— Ребёнку!

— Ну да, но я не об этом.

— А я об этом. И прекрати вносить смуту, я всё давно обдумала и решила. И, вообще, почему я должна тебя слушать? Ты меня слушал? Нет. У тебя свои дела и проблемы, вот и занимайся ими. А меня в это не вмешивай.

— Как это — не вмешивай? А для кого я всё это делаю?

От изумления я даже рассмеялась и обернулась, чтобы посмотреть на него.

— Это что-то новенькое.

Гришка губами пожевал.

— Я в том смысле, что эти деньги, этот бизнес — это будущее. И нашего ребёнка в том числе.

— Спасибо, не надо.

Он в глаза мне посмотрел.

— А разве у тебя есть право говорить за другого человека?

— Этот человек ещё не родился. И прекрати меня путать.

— Чёрт… — Сулима отошёл от меня и руками всплеснул. — Я не понимаю тебя. Я не понимаю, что плохого в том, что я борюсь за своё. Не за чужое, заметь, а за своё. А ты меня в этом обвиняешь!

— Я тебя не в этом обвиняю, а в твоих методах. Ты перешёл черту, Гриша.

— Я что, убил кого-то?

— Ты разрушил мою семью.

— Ой, да брось! Семью. — Он фыркнул. — Ты, Серёга и куча бабок — это не семья. А вот ребёнок — это семья. А ты в данный момент, как раз её и разрушаешь.

Он пальцем в меня ткнул, а я от возмущения рот открыла.

— Как ты всё переворачиваешь, — разозлилась я. — Никакую семью я не разрушаю, потому что её нет, и не было.

— Но может быть, — ехидно заметил Сулима.

— Не может, — отрезала я. — Потому что я никогда не буду жить с человеком, который врёт, как дышит!

— Да не было никогда такого! Я даже тогда, в лесу, — Гришка за ухом почесал, явно сочиняя на ходу, и, видимо, испытывая определённые затруднения, — страдал, — наконец выдал он. И кивнул, подтверждая свои слова. — Меня совесть мучила.

Я наблюдала за ним с недоверчивым прищуром.

— Что ты врёшь? Ты это слово в первый раз от меня услышал.

— Какое?

— Совесть.

Он не выдержал и рассмеялся, а я отвернулась от него. Гришка посомневался для порядка, потом подошёл и обнял меня. Руками обхватил, наклонился и поцеловал в щёку.

— Настя, — позвал он, словно я далеко была. — А то, что я искал тебя не один месяц, это тебя нисколько не впечатляет?

— Нет, — ответила я тихо.

— Почему?

— Потому что.

— Замечательный ответ. Развёрнутый такой.

Его руки опустились ниже, большие ладони обхватили мой живот, и я прерывисто вздохнула. Слёзы к глазам подступили, я сглотнула с трудом, а этот негодяй, по всей видимости, уловил перемены в моём настроении, и зашептал мне на ухо:

— Ну что нам делать в этом городе? Или ты боишься вернуться? Но неужели ты думаешь, что я позволю кому-нибудь тебя обидеть? Нет, ты, конечно, смелая, теперь я это знаю, но ты ведь со мной будешь. А пацан родится? Разве я тебе не нужен буду? А ему?

— Так не делается, Гриша, — совсем другим, жалобным тоном попыталась возразить я. — Нужен, должен…

— А ты хочешь большой и чистой любви?

— Не хочу, — пробормотала я, окончательно расстроившись.

— А мне кажется, что хочешь. Повернись ко мне. — Я медлила, в панике пыталась придумать причину для отказа или какой-то веский довод, и этим лишь позволила Грише все за меня решить. Он взял меня за плечи, повернул, и наклонился к моим губам. У меня сердце заколотилось, кровь по венам быстрее побежала. В последней попытке предотвратить катастрофу, я уперлась рукой в его грудь, но сам факт того, что позволяла ему себя обнимать, давал Сулиме преимущество. Он больше не слушал меня, поцеловал, пальцы запутались в моих волосах, и я сдалась. Рука ослабела, а потом поднялась, чтобы обнять его за шею. И на какое-то короткое мгновение я все же почувствовала облегчение оттого, что он здесь, рядом и все решит.