Алана Инош - Жизнь в подарок

– Пустяки, Варь, уже всё нормально, завтра я буду огурцом. Приду, когда вам будет удобно.

– Ну, смотрите... Давайте чуть попозже, завтра у меня дела вечером. В девять подойдёт?

– Хорошо, как скажете. Кексы снова не забудьте испечь...

Варвара засмеялась там – наверно, на кухне, за барной стойкой. Ирине так почему-то казалось.

– Это уже становится традицией! Так уж и быть, испеку. Ну что, тогда до завтра?

Ирина вдруг ощутила, что задыхается. В груди заныло до рвущегося наружу протяжного воя, и она тихонько стукнулась затылком о стену.

– Варь, подождите... Не вешайте трубку. Можете просто помолчать, если не хотите говорить. Просто побудьте здесь, со мной.

Пауза, и в голосе Варвары прозвенело беспокойство:

– Ир, вам что, опять плохо там?..

Ирина растянула губы в улыбке, то ли хмельной, то ли просто глуповато-блаженной.

– Не-не... Всё нормально, Варя, только не волнуйтесь опять. Когда вы волнуетесь, меня тоже колбасит. И хочется вас обнять. Я лучше вам расскажу про «бумер».

По потолку опять проползи лучи, капал протекающий кран на кухне. Расшнуровав ботинки и сбросив их, Ирина растворилась в невесомости. В этом пространстве не было ни страха, ни смерти. Ни страха смерти. Только её собственный голос.

– Мой отец был в девяностые крутым. Настолько крутым, что мешал конкурентам, и они взорвали его машину. Тоже «бумер» и тоже чёрный... Теперь, спустя много лет, уже можно говорить правду, потому что все его старые враги убрались на тот свет. Так вот, его не было в машине во время взрыва. Он теперь за границей. Я не знаю, где конкретно, и никто точно не знает. Я его не помню, маленькая была тогда. Так, обрывки какие-то. И позже тоже никогда не видела и не разговаривала с ним. Просто всегда знала, что он где-то есть. Этот «бумер» – его подарок на мою днюху. Нигде не было написано, что это от него, но это и так понятно. Вот такая история.

Невесомость мягко, почти по-зимнему молчала, мерцая невидимыми огнями. Безумно, до жажды хотелось голоса Варвары.

– Варь... вы там?

– Да, Ириш, я здесь, – ответила невесомость, и у Ирины отлегло от сердца. – Интересная история, хоть кино снимай... Я так понимаю, всё это – под грифом «секретно»? Я ценю ваше доверие. Всё сказанное останется между нами, не беспокойтесь.

– И у вас даже не возникает сомнений, не придумала ли я всё это?

Господи, ну что за чушь... Но эта невесомость была как сыворотка правды – ничего не утаишь, даже самых сокровенных мыслей, запрятанных в глубинах подсознания.

– А зачем вам придумывать?

– Ну... Например, чтобы покрасоваться перед вами.

Невесомость улыбалась.

– А красоваться вам зачем?

– Зачем? Потому что вы... мне... – Вдох, выдох, прыжок в бездну: – Потому что я увиделась с вами всего три раза, а у меня уже снесло крышу. Нет, вру, её уже в первый раз снесло. Просто с каждым разом я влипаю всё глубже. Да, я знаю, что тороплюсь. Просто, Варь... у меня, может быть, не так много времени осталось.

Невесомость нахмурилась.

– В смысле – «не так много времени»? Что вы хотите этим сказать?

– Ох, простите, Варь, зря я, наверно, всё это...

– Нет уж! Сказали «а», говорите и «бэ».

Ирина провела ладонью по лицу с такой силой, будто хотела его содрать, как маску, скатав в трубочку. «Бэ» она сказала вкратце, но правдиво: и о Лизе, и о взрыве в метро, о диагнозе и операции, о прогнозах. Говорила – и тут же жалела о каждом слове, потому что у невесомости стояли слёзы на глазах, хоть это было и не видно сейчас. Но Ирина знала, что они есть. Она даже протянула руку в пустоту, чтобы их смахнуть.

– Я не хочу вызвать у тебя жалость, не надо меня жалеть. Просто у нашей с тобой встречи есть некоторые особенности... некоторые ограничения... по времени. Наверно, так будет правильнее – чтобы ты знала, как всё обстоит. И понимала, почему я живу сегодняшним днём и не заглядываю далеко в будущее. И почему, встретив прекрасную женщину, хочу её поцеловать немедленно. И даже не так важно, полюбит ли она меня. Важно, что я сама хочу любить. Даже если безответно, всё равно хочу. Варь...

Рука потянулась к выключателю, в ванной зажёгся свет – привычная предосторожность. И только потом – настольная лампа в комнате. Постепенно добавлять освещённость.

– Варь, не плачь... пожалуйста. Меньше всего мне хотелось тебя расстроить.

– Всё нормально, Ириш, – бодро ответила невесомость, обретая фигуру, глаза и улыбку. – Я не плачу.

– Не принимай слишком близко к сердцу.

– Ничего не могу поделать, уже приняла.

Когда они успели перейти на «ты»? Этот момент проскользнул незаметно, как мышь. Как троян. И теперь этот вирус вытягивал из Ирины всё новые и новые «ты».

– Варенька, если ты не сотрёшь слёзы и не улыбнёшься, мне придётся поторопить события ещё больше и поцеловать тебя прямо сейчас. Да. По телефону. И ты даже не представляешь себе, куда!

– Ира! Что ты говоришь! – ворковал смущённый смешок. – Я просто боюсь себе это представлять...

– Хм... Ну... Думаю, у меня широкий выбор мест, но я разрываюсь и не знаю, с чего начать. Одно прекраснее другого. И начать с чего-то одного означает обидеть всё остальное серебряными и бронзовыми медалями.

– Ира! Да ну тебя... Не вгоняй меня в краску!

– Прости, если я слишком нагло себя веду. Мне просто хочется тебя развеселить.

Два часа ночи. Два часа непрерывного разговора, сухое горло, горячие щёки. И не было сил сказать «до свиданья» – всё равно что перекрыть кислород себе и ей. Ну, положим, себя не жаль, но она?.. Она будет плакать, точно будет. И ничего с этим не сделать, разве только держать её на линии всю ночь и смешить.

– Ириш, поздно уже. Давай-ка баиньки, а?

– Если я и пойду, то только с тобой.

– Боюсь, сейчас никак не получится...

– Ещё как получится, если ты скинешь мне свою фотку. Я положу её рядом с собой – и как будто мы вместе. На сегодня сойдёт, ну а дальше... Дальше тебе уже не отвертеться, солнышко.

– Нет, какова нахалка, а?

– Ага. Буду тебе названивать, пока не скинешь фотку.

– Ну ладно, сейчас скину. Жди.

Ирина воспользовалась передышкой, чтобы выпить воды: в горле стояла мучительная сушь. Пришла фотография, и она жадно бросилась её рассматривать, легонько касаясь пальцами экрана – щёк, волос, плеч Варвары, снятой по пояс на фоне берёзовых стволов и яркой летней зелени.

– Ну, как? Подойдёт?

– Обломщица ты. Знала же, что я надеялась на фотку в нижнем белье... А ещё лучше без него...

– Ещё чего!

Слыша по-девичьи звонкий смех, Ирина улыбалась. Нет, невозможно, нереально попрощаться и нельзя допустить, чтобы Варвара пролила хоть одну слезу.

– Варь, давай так: ложись поудобнее, а телефон положи рядом, включи громкую связь и просто слушай.

– Сказку мне на ночь рассказывать будешь?