Кэти МакГэрри - А тебе слабо?

– Ты всё время говоришь, – произносит Райан. – Ты вообще не умолкаешь с тех пор, как закончила первую банку.

Я моргаю и закрываю рот. Понятия не имею, сколько я всего наговорила.

Чёрная птица хлопает крыльями где-то вверху, тени мечутся по потолку. Меня преследуют видения о мстительном архангеле, пришедшем уничтожить всех нас. Птица волнуется всё сильнее, другие птицы перелетают на стропила в противоположном конце амбара. А эта продолжает метаться, она взлетает в воздух, бьётся о стену, камнем падает вниз, пролетает через весь амбар и врезается в дальнюю стену. Каждый удар отзывается у меня в сердце. Расширенными глазами я слежу за птицей, у меня трясутся руки.

– Мы должны ей помочь!

Я вскакиваю и нетвёрдой походкой ковыляю к двери. Стараясь не упасть, я с усилием распахиваю одну из скрипучих дверей. Потом приваливаюсь к косяку и жду, когда птица, продолжающая калечить себя, наконец-то догадается улететь.

– Ну же! Лети! Улетай отсюда!

– Закрой дверь, – говорит Райан. – Птицы глупые. Если ты хочешь, чтобы она улетела, её придётся поймать и выпустить.

Я бешено машу руками в чёрную ночь за дверью.

– Но ведь дверь открыта!

– Ну да. Но птица настолько перепугалась, что всё равно этого не увидит. Всё, чего ты добьёшься, – это заставишь своего дядю прийти сюда и увидеть нас. Так что, если не хочешь идти домой, закрой дверь.

Птица снова врезается в стену и перелетает на ближайшую балку. Она испуганно топорщит перья, потом устало опускает крылья, чтобы передохнуть. Мучительная судорога сводит мой живот. Почему птица не видит путь к спасению?

– Кто такая Эхо? – спрашивает Райан.

– Но птица… – лепечу я, не отвечая на его вопрос.

– Не понимает, что ты хочешь ей помочь. А возможно, видит в тебе врага. А теперь скажи, кто такая Эхо.

Я делаю глубокий вдох и закрываю дверь. Я хочу, чтобы птица нашла путь на свободу, но пока не готова вернуться к Скотту. На подгибающихся ногах я не то бреду, не то валюсь обратно на сено. Чёртова птица. Почему всё так сложно?

– Девушка Ноя.

– Странное имя, – говорит Райан.

– Она сама странная, – хихикаю я. Но быстро перестаю хихикать, вспомнив, как Ной смотрит на Эхо, так, будто она – единственный человек на земле и вообще единственная, кто имеет значение. – Но Ной её любит.

Наверное, это и есть любовь: когда весь мир может катиться к чертям, а тебе будет наплевать, пока один-единственный человек будет рядом с тобой. Исайя всё напутал. По многим причинам. Он меня не любит. Не может он меня любить! Начать хотя бы с того, что он никогда не смотрит на меня так, как Ной смотрит на Эхо. К тому же я не заслуживаю такой любви.

Птица прячет голову под крыло. Я вполне понимаю её желание сделать так, чтобы весь мир исчез. Будь у меня крылья, я бы тоже пряталась под ними.

– Это же птица, Бет. Рано или поздно она догадается, как выбраться отсюда.

Но что-то тёмное, тяжёлое и потаённое, живущее во мне, подсказывает, что это не так. Она не догадается. Бедная птица погибнет в этом чёртовом амбаре и больше никогда не увидит голубое небо.

Сено шуршит, и Райан, подняв тучу пыли, усаживается рядом со мной. Он неуклюже переворачивается на бок, чтобы заглянуть мне в лицо. Его тёплое тело прикасается к моему, глаза смотрят с непонятной настойчивостью.

– Не надо, не делай так.

Сердце переворачивается у меня в груди. Райан так и не надел бейсболку, и мне это нравится гораздо сильнее, чем нужно. Его вихры смешно торчат на затылке, придавая мальчишеское очарование лицу мужчины.

– Как не делать? – переспрашиваю я, умирая от стыда за свой чуть срывающийся голос.

Его брови сходятся на переносице, он протягивает руку к моему лицу. Когда его рука застывает, я перестаю дышать. Райан долго смотрит на мои губы, потом всё-таки гладит меня по щеке.

– Ты всё время так делаешь, – его палец медленно поднимается к уголку моего рта. Кожу покалывает от его прикосновения. – Выглядишь грустной. Я не могу на это смотреть. У тебя опускаются уголки губ. Щёки теряют цвет. Ты сама теряешь всё, что делает тебя… тобой.

Я облизываю губу и вижу, что он смотрит. Его пальцы на миг замирают и не сразу начинают новую будоражащую прогулку по моей щеке. Моё сердце бьётся быстрее, жар медленно растекается по всему телу. Его прикосновение – Боже, Боже – это так хорошо. А я хочу, чтобы было хорошо. Очень хочу.

Но не хочу Райана. По крайней мере, я так думаю.

– Ты за мной следишь?

Его губы расплываются в ослепительной улыбке, он убирает руку.

– С возвращением!

– Это ещё к чему?

Райан делает это снова – снова улыбается. Той улыбкой, от которой у меня всё обрывается внутри.

– Ты мне нравишься, – говорит он.

Я приподнимаю бровь. Чёрт, он всё-таки курнул на вечеринке или это всё стероиды? Стоп, как это называется у качков? Ах, да, допинг! Ну точно, он под допингом. И ещё пьян.

– Я тебе нравлюсь?

Он качает головой, получается какая-то нелепая, неуклюжая смесь «да» и «нет» одновременно. Да он в хлам!

– Не знаю. Мне нравится, как ты говоришь. Как ты себя ведёшь. Бывает, я точно знаю, чего от тебя ждать, и вдруг – бац! – и получается всё наоборот. То есть ты непредсказуемая, но при этом я знаю, что в каждом своём поступке ты настоящая, понимаешь, нет?

Чтобы дать ему понять, что представление окончено, я демонстративно забираю у него оставшиеся банки пива и прячу их в сено. Своим последним заявлением насчёт «нравишься» Райан доказал, что упился до чёртиков, а я никак не смогу дотащить его до дома.

– Ты хочешь сказать, тебе нравится сознавать, что любой наш разговор закончится тем, что я пошлю тебя на хрен?

Он хохочет.

– Точно!

– Ты придурочный.

– Ты тоже.

Точно, здесь он меня поймал.

– У тебя есть хоть одно непроколотое место?

Райан разглядывает мой пупок. Наверное, майка задралась, открыв красный камешек, сверкающий на моём животе. На моё шестнадцатилетие Исайя оплатил мне пирсинг пупка. А когда мне исполнилось семнадцать, он заплатил за мою татуировку. И оба раза заручился «согласием» моих опекунов. Исайя, он такой хитрющий!

– Может, да. А может, и нет.

Райан вскидывает на меня глаза, и я вижу, что он понял намёк. Я хохочу, глядя, как он краснеет.

– Кто ты такой, Райан?

– Ты хочешь знать, какой я?

Я киваю.

– Почему такой качок, как ты, сидит в амбаре вместе со мной и надирается пивом, вместо того чтобы трахать половину учениц школы? Ты как-то не так себя ведёшь, как тебе бы положено!

Он пристально смотрит мне в лицо, пропускает вопрос мимо ушей.

– Что означает твоя татуировка?

– Напоминание.

Она означает свободу. То, чего у меня никогда не было. Моя судьба была предопределена задолго до того, как я сделала первый вздох.