Федерико Моччиа - Прости, но я люблю тебя

— Я показала тебе, что такое любовь, и ты пошёл со мной на это, ради всего и против всех. Ты не можешь говорить мне такое. Ты ужасно поступаешь. Такое заканчивается, только когда есть причина для разрыва, серьёзный повод. У тебя есть серьёзный повод?

Алессандро смотрит на неё. Он хотел бы сказать что-то ещё. Но он не способен на это.

— Нет, нет у меня серьёзных поводов. Но также нет ни одного, чтобы оставаться с тобой.

Тишина. Ники смотрит на него. Это как если бы мир вдруг обрушился на неё.

— Серьёзно? Серьёзно, нет ни одного?

Алессандро хранит молчание.

— Ну, так это и есть самый серьёзный повод.

Ники вылезает из Мерседеса, удаляется, не обернувшись, и резко исчезает из виду, так же, как и появилась. Тишина. Немного тишины. И это горе. То, о чём он не сказал. И тогда эта тишина кажется страшным рёвом. Алессандро заводится и уезжает.

Ники шагает дальше. Но чувствует она, будто умирает. Она не в силах вернуть назад слёзы, которые начинают быстро стекать из глаз. Ей бы хотелось не плакать, но она не может избежать этого. У неё не получается. И улица кажется тихой. Всё кажется тихим. Слишком тихим. Часть её сердца словно отключилась. Вдруг внутри неё открывается огромная дыра. И далёкое эхо его голоса, его смеха, его слов, весёлых моментов, страстей, желаний и мечт. Пуф. Всё исчезло в одно мгновение. Больше ничего. Только одна фраза: «У меня нет серьёзного повода оставаться с тобой». Выстрел. Взлетающая утка и выстрел винтовки. Хрупкое стекло и внезапный бросок камня. Ребёнок падает с велосипеда на руки и раздирает их. Боль. Вот она. По его вине. Из-за желания быть рядом с бухгалтером в чувствах, бухгалтером в любви, отличным коммерсантом, который может сэкономить, просто улыбнувшись. Как грустно. Был ли он тем мужчиной, которого я любила? Ники подходит к дверям своего дома. Открывает их и заходит. Идёт по коридору, как безжизненный новообращённый зомби.

Симона выходит из кухни. Она несёт поднос с пастой на стол.

— А вот и ты, куда ты пропала? Давай, идём, пора есть, мы все уже за столом.

— Прости, мама, у меня живот болит... — она ныряет в свою комнату, закрывает дверь и падает на кровать. Обнимает подушку. Плачет. К счастью, мать видела её только со спины, в ином случае она бы сразу поняла, в чём на самом деле пролема. Боль от любви. И её не вылечить просто так. Не помогут лекарства. Никакие другие средства. Неизвестно, когда всё пройдёт. Даже неизвестно, насколько сильна боль. Только время лечит. Долгое время. Потому что насколько сильной была любовь, настолько же долгими будут страдания до того, как боль пройдёт. Это как в математике: прямая пропорциональность. Математика чувств. И, к несчастью, по этому предмету Ники теперь могла бы получить десятку.

108

Собрание Волн. Но они устроили бурю.

— Я же вам говорила... Он был слишком идеальным! Романтичный, мечтательный, щедрый, забавный... Вежливый всегда и со всеми. И каков результат! Должен был быть какой-то подвох.

Олли слезает с кровати своей матери, убеждённая в своей правоте.

Эрика и Дилетта отрицательно качают головами.

— Ну вот что ты говоришь? Почему ты думаешь, что больше всех разбираешься в этом?

— Потому что я это знаю.

— Ладно, но знаешь, если тебе что-то не нравится, это не значит, что это и в самом деле нехорошо.

— Конечно, не было ничего плохого, я не могу этого отрицать. А меня этот Алекс так и не убедил.

Ники сидит в кресле рядом с кроватью и закрывает лицо руками. Она разбита и безутешно следит за разговором своих подруг о своей истории любви. Она смотрит на Олли справа, потом на Дилетту и Эрику слева, и снова на Олли. Словно следит за теннисной партией на каком-то мировом чемпионате... Только единственная теннисистка, которую обыграли, – это она сама.

Олли садится на кровать и скрещивает ноги.

— От чего вы отталкиваетесь? Вот он был таким влюблённым, а затем... Пуф, он вдруг исчезает! Вам не кажется это странным? Без причин, безо всяких «потому что», ничего... А я скажу вам, почему... Или у него есть другая, или, того хуже, его бывшая вернулась! И вы не представляете, как бы мне хотелось ошибаться.

Дилетта встаёт на ноги.

— Чтоб ты знала, я уверена, что ты ошибаешься!

Олли начинает смеяться.

— Да, конечно, как иначе. И это говоришь мне ты, та, что ещё ни с кем не побывала в постели.

— А это тут причём? Если бы я переспала с кем-нибудь, то что – лучше понимала бы мужчин?

— Ну, как минимум, стала бы ориентироваться в них. Это очень просто, правда? Ты диктуешь приговор, даже не попробовав продукт. К примеру, Ники, прости, что спрашиваю тебя, но каким у вас с ним был секс?

Ники горько улыбается.

— Для меня... Совершенным, великолепным, волшебным, нереальным... Не знаю, не могу найти лучших слов, чтобы вы поняли. Это был сон.

— Видишь? У него другая.

— Что ты говоришь? Накаркаешь.

— Слушайте, мы можем обсуждать это и дальше до самых экзаменов. Нет решения.

Ники кивает головой.

— Ты права. Думаю, единственный верный ответ нам может дать только он.

В этот самый момент открывается дверь комнаты.

— Олли! Что вы здесь делаете?

Олли поднимается с кровати, не выказывая никакого удивления.

— Мама, возможно, ты забыла, что у нас в этом году выпускные экзамены, — она улыбается подругам: — Мы тут занимались.

— И вы должны делать это именно в моей спальне?

— Нам здесь хорошо заниматься исследованиями, — шёпотом она добавляет для своих подружек: — …врага. — Они выходят, таща за собой Ники, пихая её, пытаясь заставить её смеяться, вежливо и с улыбкой прощаясь с матерью Олли, готовые вновь бросить вызов миру.

109

Проходят минуты. Проходят часы. Проходит новый день. Она всё прочитала. И сделала всё. Но убежать от собственного молчания оказывается очень трудно. Эту идею высказал один японец: ты можешь сбежать от шума реки и ветра в листьях, но настоящий шум внутри тебя самого. К тому же, Ники заинтересована в познании этой материи. А вот в математике чувств, наоборот, ей хотелось бы перестать разбираться. Поэтому она стучит в дверь.

— Войдите!

— Привет, Андреа.

— Ники! Какой сюрприз! Плакаты ещё не готовы. Ты превратилась в очень хорошо оплачиваемую модель! Станешь знаменитой во всём мире!

Ники смотрит на него и качает головой. Ага, но я не известна мужчине, которого люблю. Ей бы хотелось сказать это, но она промолчала. Вместо этого она улыбается.

— Дурак! Не знаешь, где Алекс? Его секретарша мне сказала, что его нет в кабинете.

— Нет. Кажется, он куда-то вышел. Наверняка сидит в баре напротив. Не знаю.

— Окей, спасибо, до скорого.

Андреа Сольдини смотрит на Ники, которая вызывает лифт. Бедненькая, она бросается под поезд, когда Алекс сидит как раз в баре внизу. Но Андреа Сольдини знает намного больше. Только вот в некоторых случаях он превращается в дурака.