Елена Ларина - Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва

И в голове у меня пронеслось: «Бог ты мой, я ведь вообще водку не пью. Коньяк иногда, изредка пиво, чуть-чуть вино…»

— Давай за нас! За хороших людей. Мало нас осталось. А чай после выпьем, с тортиком.

Мы выпили, и приятное тепло стало разливаться по всему телу. Я прикрыла глаза и неожиданно почувствовала себя очень хорошо. Наверное, впервые за это время. Из блаженного состояния меня вывел Женькин голос.

— Лерка, а насчет восстановления подумай. Я простить себе не могу, что дал тебе наводку, на тот чертов банк.

— Спасибо, Женька, но в программу я не вернусь. Пусть они сами играют в свои игры. Ты же понимаешь, что если тебя сдали один раз, то это непременно повторится еще раз.

Мы замолчали.

Петрович взял сигарету и закурил. Он курил очень сосредоточенно, будто обдумывая нечто очень важное.

— Лера… Я должен повиниться перед вами. Я… после того, что случилось, должен был подать заявление об уходе. В конце концов, я редактор, я пропустил ваш материал и обязан был разделить с вами…

Я почти с нежностью посмотрела на Петровича. Недавно ему стукнуло пятьдесят пять. Но он выглядел намного старше. Бесцветные волосы не скрывали тусклых залысин. Худая, практически высохшая фигура. Мы еще подтрунивали по этому поводу с Женей, что это его так высушила семейная жизнь. И действительно, жена у него давно оставила работу и ему приходилось вкалывать, как папе Карло, чтобы достойно содержать семью. Трое детей — не шутка. Денег требовалось все больше и больше. Дочери уже были почти взрослыми. Одна из них в этом году заканчивала школу, и Петровичу предстоял кошмар наяву под названием: «Какой вуз выбрать и, главное, как в него поступить». Да уж… И мог ли человек, отягощенный таким семейным положением, даже подумать о рыцарском поступке? Конечно, нет. Уж какой из него рыцарь. Но все же я была благодарна ему за порыв. И нисколько не сомневалась, что сказано все было от чистого сердца.

— Да бросьте, Петрович, — сказала я ему, — какое увольнение. Господь с вами. И вообще… — я задумалась, а потом продолжила: — Отец всегда говорил, что все, что ни делается, — к лучшему…

— А мой батя, — тотчас вступил Женя, — говорил иначе: только почему все это лучшее — не для меня?!

Мы рассмеялись. И мне стало легко, будто свалилась тяжелая гранитная плита, которая точно приросла к плечам за это время.

— Мальчики, мы торт есть будем, или как?

— Будем, будем, — откликнулся Петрович и стал резать торт.

Женька же отвел меня в сторону.

— Белка, если ты не вернешься в программу, я буду чувствовать себя последним…

— Т-с-с, — перебила я, и приложила палец к губам. — Не наговаривай на себя и не ляпни чего-нибудь, чтобы нам обоим не стало неловко.

Женя задумчиво посмотрел на меня. По-моему, мы оба одновременно вспомнили недолгий романчик, который промелькнул между нами. Это произошло почти сразу, как я пришла в программу. Совсем зеленая, не знающая толком, с какой стороны подойти к журналистике. Дело в том, что в институте учили очень многому, но почему-то не тому, что нужно на самом деле. Как ни банально это звучит, но в жизни все выходило по-другому. А мне нужна была эта работа. Во-первых, чтобы доказать самой себе, что я действительно нашла свое место. А во-вторых… чтобы заработать денег. Нам с отцом они были необходимы. Приходилось не только как-то сводить концы с концами, но еще нужно было умудриться отложить немного на его похороны. К тому моменту я уже отчетливо понимала, что болезнь прогрессирует и отец медленно, но верно идет к своему финалу. Вот тогда Женя и Петрович и взяли меня под свою опеку. Они стали теми, кого впоследствии с неизменной теплотой называют: «мои учителя». И я, как сотни учениц передо мной и сотни после, увлеклась одним из них. Конечно, мысль о том, чтобы влюбиться в Петровича, не могла прийти в голову. Выбрать отца троих детей и прирожденного подкаблучника… Это уже была бы крайняя степень женского мазохизма. Проще было влюбиться в мраморный бюст Дзержинского, который Женька как-то приволок в нашу комнату и написал на нем: «Отсутствие вашей вины не ваша заслуга, а наша недоработка».

Женя… Всегда веселый, вечно придумывающий разные розыгрыши… Он был весьма подходящим объектом. Видимо, я ему тоже понравилась, и мы стали встречаться. Хотя… Справедливости ради нужно сказать, что бурных чувств не было изначально ни с чьей стороны. Мы иногда оставались ночевать то у него, то у меня, и постепенно эти вялотекущие любовные отношения переросли в настоящую дружбу.

Женя смотрел на меня и улыбался. Я не смогла удержаться и не улыбнуться ему в ответ.

— Белка, ты чудо, — сказал он мне. — Ты даже сама не знаешь, какое ты чудо.

— Ребята, хватит секретничать, — крикнул Петрович. — Идите к столу.

На столе уже дымился чайник, приготовлены были чашки, сахар, лимон, а в центре, точно гвоздь программы, красовался аккуратно разрезанный на кусочки торт. Мы сели за стол. И какое-то время молча наслаждались чаепитием. Первым прервал молчание Женя.

— Белка, не хочешь возвращаться в программу, твое дело. Но… Где-то же тебе нужно работать.

— Нужно. Но я еще не думала об этом.

— Это потому, что сейчас ты в депрессии. Но, слава богу, у тебя есть друзья, которые всегда держат руку на пульсе.

— Ты о чем?

— О том, что в «Комсомолке» есть вакансия, и ее могут придержать для тебя.

Я немного опешила, такого поворота событий, тем более вот так, с места в карьер, я не ожидала. И оттого просто молчала, не зная, что ему ответить. Но тут вступил Петрович.

— Лера, если вам не нравится перспектива работать в газете, я могу вам предложить другой вариант. На ТСТ есть программа, аналогичная нашей, и им требуется хороший журналист. Я уверен, вы им подойдете. Можете прямо завтра позвонить и, сославшись на меня, справиться об условиях работы.

Они оба вопросительно смотрели на меня. А я так не знала, что ответить, хотя и понимала, что пауза неприлично затянулась.

— Спасибо. Но я… Я пока не готова даже думать на эту тему. Не могу логично это объяснить, но… понимаете, я себя чувствую, будто выжатый лимон. Мне бы поначалу просто прийти в себя.

— Понимаю, — ответил Петрович. — Лера, а когда вы в последний раз по-настоящему отдыхали?

Я задумалась: что значит по-настоящему? Это когда ты уезжаешь хотя бы на неделю из города. И неважно, куда… Хочешь — в деревню Урюповку, а хочешь — на Канары. Главное, прочь из города. Такой отдых был у меня года два назад. Мы с Максом на неделю уехали в Болгарию. Макс… Я неожиданно почувствовала себя так, будто с разбегу поднялась на высокую гору, а там оказался разреженный воздух. Причем до такой степени, что я начала задыхаться.

— Понятно, — прервал мои мысли Женя. — Старушка, тебе срочно нужно сваливать отсюда. У меня есть классная девочка, она туроператор и может устроить чудную путевку в Чехию. А что? Карловы Вары, вода… воздух… тишина. Супер для измученного организма.