Ольга Резниченко - Яркими красками по небу [СИ]

- Я тебя ненавижу, Фирсов!

Обмер. Миг, дабы прожевать очередной залп ярости, и тотчас дерзко сплюнул:

- А ты ведь тоже… Фирсова! – с отвращением.

- Да будь проклят тот день, когда мать решила мне дать... эту злое**чую фамилию! И ты вместе с ним, мусорИла вшивая!

***

Это был последний шанс. Последний реальный шанс для нас с Киселем.

И пусть я окончательно надену себе петлю на шею и вздерну себя, но его использовать - я обязана.

Однако... судя по реакции, как тот торопился со мной встретиться, как брал трубку... или отвечал на смс, эта петля и так уже (с той ночи) была наброшена мне на шею и затянута сполна. Видимо, новости хорошо дошли до него, и без моего участия. И то, что я вновь ношусь с Киселевым, сыграло свою роль, как то и ожидалось: предатель... Я - предатель.

Что ж, осталось лишь выбить табурет из-под ног.

В офисе было не продраться сквозь сплоченную толпу сотрудников, да и не поговорить откровенно на подобные темы, а потому... Отчаянное, дерзкое, в моем духе.

С*ка, пятница. И, казалось, любой ушлепок знал, что эта свора красиво так зависает сейчас в бане.

Пролететь мимо ресепшена, да в "банкетный зал". Тщетно: одни девки.

Гневное, уверенное, борзое на овец:

- КУЗНЕЦОВ, Б***Ь, ГДЕ?!

Оторопели те, испуганные. И лишь одна осмелилась пальцем ткнуть в сторону второй двери.

Влететь в душевую - пусто, рвануть деревянное полотно парилки.

Зайти внутрь.

Целая толпа голых кобелей (отчего вмиг по телу побежали мурашки, а тело схватили конвульсии, предрекая нечто ужасное, нечто куда жесточе, чем то, что мне уже пришлось пережить).

- Вот это поворот! – вдруг звучит жуткий, насмешливый, незнакомый голос.

Терплю. Стою оловянным солдатиком по струнке смирно и ищу взглядом нужное мне лицо среди чреды красных, оскалившихся в счастливых улыбках, мразей.

Но вот и сам сорвался с места виновник, причина «хулиганства», шаги ближе - попытка ухватить меня за руку, мигом отступаю, увиливаю - но тут же натыкаюсь на кого-то и враз падаю на оного.

Дико ржут гнусные животные:

- О, синяя птица сама в руки лезет! – попытка того то ли придержать меня, дабы еще больше не скатилась на пол, то ли удержать рядом с собой.

Испуганно, с отвращением морщусь, чувствуя под собой откровенные места и восставшую похоть. Силюсь восстановить равновесие и быстрее, молнией убраться от него долой.

- ПОШЛИ, Б***Ь! – гневное, жестокое на меня Бориса.

Вмиг хватает за локти и помогает выровняться на ногах. Натиск - и выталкивает в душевую, плотно закрывая за нами дверь, пряча бесстыдную срамоту. Но еще удерживает подле себя.

- Ты ох**ела, что ли? Или че за суицид? - машет в сторону товарищей.

Еще сильнее дрожу под его напором.

- Нужно поговорить.

- Не о чем нам больше говорить! Ты сделала свой выбор! КИСЕЛЕВ - ТАК КИСЕЛЕВ!

- Борь... но это... нечестно, - отчаянно, тихо шепчу, боясь... даже, что услышит.

Мигом отталкивает, швыряет в сторону, высвобождая из хватки - попятилась, но не упала, удержалась на ногах.

Сутулюсь, жмусь, идя ходуном уже от переизбытка чувств.

- НЕЧЕСТНО?! ТЫ, С*КА, СЕРЬЕЗНО СЕЙЧАС?! - вдруг дико, ополоумев, взревел Борис. - Я же тебе, твари, давал шанс! ДАВАЛ! А ты в очередной раз на него х** положила! Вот и пи***й отсюда! Малолетка конченная! Мужиками все играет. Манипулирует. Умная больно? Да сейчас, б***ь, обратно за дверь затолкаю и по кругу пущу, шмару е**чую! Вот тогда точно поумнеешь! Х**в ей все мало! Мало одного! Давай два! Три! Или сколько у тебя предел, А?! - в неистовстве рявкнул на меня, гневно сжав кулаки.

Обомлела, оцепенела я от всего услышанного, да так, что дрожь прошла. Сплошной лед. Ушел страх, ушел и ужас... полная прострация и разочарование. Мой идол... пал.

Еще один предал. Еще один не понял... Еще один душу растоптал.

С*ка - ты... такой же как и Фирсов.

Ровным счетом такой... пустой.

Опускаю взгляд. Долгие, тягучие мгновения - и решаюсь.

Мерно, холодно.

И даже глядя в глаза:

- Он же и твой друг...

- Х*юг! Думать надо! Когда, где, как и на кого машешь! И не мусоров звать, а своих! ...коль так хочешь. А прое**ли всё - расхлебывайте теперь сами! ...или че, Максимка не вытягивает? - язвительное, саркастическое, словно лезвием по горлу.

- Ему же... дох*ра светит! - взмолилась я отчаянно, сквозь застывшие на ресницах слезы. - Да что ж вы за люди-то такие?!

Шаг ближе, яростное в лицо:

- Ты где людей нашла? Очнись, б***ь! И Кисель твой - не святой! А домахался, спалился - сиди!

- А ты бы сел? - обиженное, растоптанное...

- А я и сел! - бешено рявкнул в лицо, отчего враз распяло меня прозрением. Не дышу, лишь жадно пучу на него очи. - Накосячил, б***ь, поймали - и сел! И не ныл! И баба за меня никакая не бегала, не молила! Да решали, да помогли свои, но НЕ НЫЛ! Отмотал трояк - как положено, как влепили, и пошел по своей дорожке дальше, умнее став на век. Может, и ему поможет, гниде трусливой! Жалко ей... А пацана не жалко? НЕТ?! Марш отсюда! Пока тебе... и за него не влепил! Подстилка е**чая!

***

Не помню, не знаю, даже как выбралась оттуда. Как шла, куда сворачивала - пришла в себя лишь, когда уже замерла у двери своего подъезда.

Беглый взгляд в окно - темно. Отлично... самый кайф.

Одиночество...

Зайти в квартиру, на кухню... Не включая свет, отыскать заныканную матерью (на случай праздника и явки е**чего "Максика" в гости) бутылку коньяка и открыть, вытащить пробку.

Глотки с горла.

Взять нож - присесть у окна. Отложить пока трофей на стол. Достать пачку сигарет, прикурить… - глубокая затяжка. Выдох.

Крутить, вертеть, нервически играться зажигалкой.

Бесцельный взгляд около.

Вот и всё. Конец. Окончательно и бесповоротно – конец всему... Мечтам, глупым чувствам… которые, наверно, впервые во мне так ярко, четко, осознанно, полноценно, истинно зародились. Чувства… то еще мне слово. Глупости, ошибка.

Умопомешательство…

Тщетно. Всё теперь тщетно: ночи без сна, грёзы, фантазии… желания. Даже слёзы.

Слёзы… Говорят, камни не плачут. Плачут. Когда никто не видит – плачут… Как небо, как водопады – плачут.

Вот и сейчас по моим щекам шальные потоки… обреченности, и ненависти самой к себе.

Всех подвела, всех… Всем в душу нас*ала, а Киселёву даже судьбу сломала.

С*ка… тупоголовая, конченная с*ка. Б***ь. А еще Фирсова порицаю, ненавижу… А, в итоге, не лучше – даже хуже. Хуже и омерзительнее…

Ведь они мне верили, доверяли… чувства какие-то питали. А я их всех предала, подвела. Подставила. Пусть и невольно – но подставила.

Отложить зажигалку на стол, сигарету - на блюдце.

Взять в руки нож – и привычными движениями стать рисовать на теле… благодатные движения… Света луны вполне достаточно для сего идиотического, странного, возможно, жуткого... но для меня - спасительного, бальзамного ритуала. Тонким, острым лезвием по коже... поперек руки... ровным, красивым... игриво-болезненным забором...