Светлана Тимина - D/Sсонанс (СИ)

Да! Тащи свой кнут и отработай им в полную силу! Сглатываю собственный ужас, преодолевая сопротивление связок, решительно откидываю прочь одеяло. Вперед, если тебе нужно мое разрешение!

Но его сосредоточенный взгляд сейчас был прикован к моим рукам. К сбившимся шелковым обвязкам, на которых проступили едва заметные капли крови. Подобие облегчения на миг всколыхнуло неподвижный штиль ледяного ужаса. Пожалел меня! Осознал, что натворил! Я зашипела от боли, когда его пальцы несильно сжали обе щиколотки, задев кость.

— Пошевели ступней из стороны в сторону.

Это оказалось малоприятно. Даже в ласковом захвате его ладони. Тупая ноющая боль не приносила облегчения, черт знает, когда теперь пройдет.

— Зачем? — в голосе ни сожаления, ни упрека. Раскаленные пески Сахары под безжалостным солнцем, беспощадный сирокко прямо над гладью застывшего льда. — Думала, вырвешься? Что мне теперь предпринять, чтобы ты не пыталась себе навредить? Примотать к кровати скотчем?

Я точно схожу с ума вместе с нервным смешком, пробившим лед ужаса. Он никак не реагирует на этот симптом приближающегося безумия. Затем встает.

— Давай, семь минут. Сама все помнишь. Тебе лучше выспаться перед завтрашним днем.

Спрыгиваю с постели, хочу воспользоваться спасительной передышкой душевой, чтобы не заметил, как меня колотит от страха. Но стоит мне только поднести руки к холодной струе воды…

— Это я забираю, — гламурная розовая бритва вместе с маникюрным набором решительно зажата в ладони. — Это тоже тебе больше не понадобится!

Нервы на пределе, и я вскрикиваю, закрыв лицо руками, когда его кулак опускается на хромированную мини-щеколду засова. Раз. Потом снова. Со второй попытки ее вырывает из цепких креплений дерева, и она с пронзительным стуком падает на пол. Меня трясет, и хаотично забиваюсь в угол душевой кабинки. Один его удар может раздробить кости. Сломать позвонки. Как я вообще все время осмеливаюсь что-то противопоставлять этой абсолютной силе?

— Семь минут, Юля, — спокойный тихий голос. Сглатываю, заметив кровь на сбитых костяшках его пальцев. Мне больше не нужно дополнительных приказаний, страх сделал готовой практически на все. Мне хочется верить, что он действительно переживал, что я могу от отчаяния что-то с собой сделать, но внутренний голос неумолим. Он просто отобрал у тебя все. У рабыни не может быть права на приватность. Я еще не знала, что это была только верхушка айсберга…

Я так и не заснула в ту ночь. Просидела, забившись в угол кровати, обхватив колени перетянутыми бинтами запястьями. Он не остался рядом со мной. Даже проявил изощренное подобие милости, увидев едва заметные волдыри на шее, на месте соприкосновения кожи с металлом ошейника. Кожаный не давил так сильно, но положения вещей особо не изменил. Как и руки, оставшиеся свободными. Как эта медицинская помощь с обработкой ссадин, сперва сильно жгло, но ощущался только жар, а не боль. Я, наверное, должна была метаться по комнате, словно зверь в клетке, но вместо этого пыталась запретить себе думать о завтрашнем кошмаре. Интуиция не спала. Я знала, что завтра случится что-то ужасное. Есть ли вероятность, что Вадик доберется сюда уже к… сегодняшнему утру? Самолеты летают до Симферополя, кажется два часа в пути… Если бы только знать, куда и как! Несмотря на Димкины слова, я верила в образ Вадима — спасителя на белом коне до последнего. Оставалось надеяться, что он придет не сам, что будут свидетели, после показания которых, е. нутому садисту уже не отвертеться! За окном повисли пугающие серые сумерки, предвестники нового дня. Я бы отдала все, чтобы он никогда не наступал! Судьба, наверное, пыталась дать мне эту возможность. Когда повернулся ключ в замке, я на миг поверила, что меня пришли спасать, не мог же Дима начать операцию по моему уничтожению в такую рань!

— Почему не спишь? — как он это понял? Я не била посуду и не рыдала в голос, я сидела тише воды, ниже травы! Опустила глаза, инстинктивно закрываясь руками и отползая в угол, ужас грозил смести все защитные барьеры. Это была последняя шаткая возможность все изменить, но я ее не осознавала. Если бы заговорила с ним, все бы изменилось. Именно сейчас, потом уже будет поздно. Я молчала. Позволила впихнуть себе в рот таблетку успокоительного и покорно запила водой. Уже засыпая, ощутила, как он снова поднял меня на руки. После неизвестного препарата сон сморил быстро, проснувшись, я его не вспомню. А вскоре забуду о том, что, то ли во сне, то ли наяву прозвучало надрывное "прости". Но, скорее всего, это была галлюцинация. Его голос практически всегда был лишен эмоций…

Я открыла глаза в абсолютно чужой комнате. Темные графические обои. Светлая мебель. Зеркальные вставки в виде широких полотен по периметру, на контрасте с черными стенами выглядели действительно круто, но вместе с тем я ощутила нарастающую тревогу и дискомфорт. Два зеркальных коридора. Это его комната? Как он не боится здесь спать, особенно после триллера "Зеркала"? Я боялась этих предполагаемых порталов в иное измерение в таком большом количестве. В темноте можно сойти с ума! Ближайшее ко мне зеркальное полотно отразило сжавшуюся девчонку с огромными зелеными глазами, в которых плескался просыпающийся ужас. Сглотнув, я провела ладонью по выступающим ключицам, и сердце сжалось от жалости к себе. Всего лишь на мгновение. Невыносимо было видеть отражение собственного ужаса, я просто закрыла глаза. Если бы заснуть и не проснуться! Никогда больше, ни при каких условиях! За шаг до падения, просто зажмурив глаза.

"Я прощаю тебя…"

Что знал о кошмаре тот, кто расписал его в эпитеты абсолютного мрака, потери самого себя, разрывающей боли и кровоточащих ссадин?

Что вы могли рисовать в своем воображении — сцены насилия, безумие зверя с обилием остро-режущих предметов?.. Разрывающий барабанные перепонки вопль? Нет. Источнику кошмара не обязательно даже кричать. Ему достаточно просто попросить. Спокойным голосом. Сухой констатацией факта. Мой кошмар не был хаосом тьмы. Против меня беспощадно выкрутили даже дневной свет.

— Открой глаза!

По каналам сгорающих дотла нервных окончаний, по микрокапиллярам, воспаленной сосудистой сетки, преломляясь тысячей лучей жестокой машины смерти через мнимо уязвимый кристаллик, откуда напрямую — в почти сдавший свои позиции центр эмоциональной обороны, выжигая на стенах обнаруженного бункера, оплота последней гордости, этот беспощадный образ… Нет! Этого не может быть! Мне просто показалось!

Даже Тьма не может защитить меня от этого безумия черным взмахом своих крыльев. Как бы сильно я не жмурила глаза, до боли в висках, до надрывных спазмов голосовых связок, до панических рыданий своей окровавленной агонизирующей сущности — этого не вытравить уже никаким токсином. Я не чувствую боли в истерзанных запястьях, соединенных укороченной цепью за спиной, мягкие кожаные манжеты не спасают от судорог сопротивления приговоренного к смерти сознания. Хватка в волосах усиливается.