Юлия Панченко - Не зарекайся (СИ)

И словно угадав ее мысли, Алекс ловко снял левую перчатку и накрыл Юлину руку теплой ладонью.

- Почему ты молчишь?

- Не знаю просто, что сказать, - пожала плечами Юля. – Не ожидала встречи.

- Как ты поживаешь вообще? Какими здесь судьбами? – вопросы сыпались из Алекса, как песок из решета.

Он тоже изменился. Волосы заметно отрасли и засеребрились сединой у висков. От глаз лучиками разбегались морщины – видно было, что он часто улыбается.

- Все хорошо, уже год живу здесь, работаю, - ответила Юля.

Алекс покивал и продолжил молча смотреть.

Юля была на диво хороша. Так ладна, красива, свежа и юна, что у Алекса вспотели ладони. Разом вспомнилось все – как целовал ее, как ласкал. Как она смотрела своими неземными глазами, с обожанием на дне зрачков и безудержной, выплескивающейся наружу преданностью. А как отдавалась она! Как никто и никогда больше не отдавался.

Юля ненавязчиво отняла свою ладонь, освобождаясь из захвата крепких пальцев, и это движение вывело Алекса из фантазий.

- Что там дома? – спросил мужчина.

- Не знаю, - пожала плечами. – Я давно уехала, да и после того случая ни с кем из приютовских не общалась.

- Даже с отцом? – нахмурился Алекс.

- Тем более с ним, - опустила глаза Юля.

Помолчали.

- Ты иди, - вскинулась девушка. – Кофе стынет.

Алекс перевел взгляд на бумажные стаканы, поднял брови недоуменно, словно впервые их увидел, а Юля, с усмешкой отвела взгляд от гладкого колечка на его безымянном пальце левой руки.

- Оставь свой номер, Юля, прошу тебя, - смотря прямо в глаза, Алекс протянул ей свой мобильный.

- Зачем это нужно? – засомневалась девушка.

- Не хочу снова потерять тебя, - это было сказано так просто, сорвалось с языка легко-легко.

Словно он и не отрекался. Будто бы не предавал.

И пусть Юля давно забыла о его проступках, да и не считала его ни в чем виноватым, Алекс чувствовал себя предателем. И самым что только есть – дураком.

- Нет, - не притронувшись к Блэкберри, ответила Юля. – Я работаю здесь, два через два. Если захочешь поговорить – заходи. Но, звонить мне - нет нужды.

Алекс, наблюдая за ее мимикой, кивнул рассеянно и вздрогнул, когда легкая ладонь властно легла ему на плечо.

- Милый, ты так долго, - наманикюренные пальчики ухватили один из стаканчиков. – Даже кофе остыл.

Юля наблюдала за незнакомкой, с минуту – когда она только вошла. И по прищуренному от недовольства взгляду, сразу поняла, кто приближается.

- Дарла, - охрипшим голосом произнес Алекс. – Идем.

И неловко улыбнувшись Юле напоследок, он поднялся, взял свой кофе, подхватил под локоть мелко семенящую впереди супругу, ушел.

И только когда дверь кофейни закрылась за ними тихим щелчком, Юля смогла выдохнуть.

***

Первым делом Дарла спросила, с кем это Алекс рассиживается, пока она изнывает от скуки в автомобиле.

Так и поинтересовалась – недовольно и слегка капризно:

- Кто эта девушка? С чего вдруг ты к ней подсел?

Не менее раздраженно мужчина ответил, что это была старая знакомая.

Он умолчал о том, что эта та самая девчонка, которую он не может забыть. Словно под кожу ему забралась, на веках отпечаталась.

В вечер встречи сон Юле не шел. Она вертелась и не могла найти удобную позу, в которой сон, наконец, сморит ее. Дариан тоже крутился – вздохами Юля и ему мешала отдыхать. Пожалуй, только Бродский дрых без задних ног, чем заслужил завистливый женский взгляд.

Встреча, в самом деле, всколыхнула воспоминания. Юля припомнила, как жадно хотела его – до кончиков пальцев, всего целиком: обладать. И сейчас от былых чувств грусть накатила – не ностальгия, нет. Озарение, что глупо было так сгорать. Тоска, что нельзя вспять повернуть прожитое.

Дариан, шестым чувством уловив сомнения Юли, прижал к себе крепко, поперек живота ухватив, и сказал властно:

- Спи.

И Юля закрыла глаза, вспомнив умную русскую поговорку: утро вечера мудренее.

Утром ее разбудили мерное урчание Бродского, от тяжести которого было не вдохнуть, и запах выпечки из ближайшей кондитерской.

- Красавица моя, - позвал Дариан. – Завтрак. Знаю, что ты проснулась, вставай.

И улыбнувшись, Юля встала, потеснив наглую мохнатую морду.

***

Он пришел, когда стемнело. Заказал эспрессо и устроился за недавним столиком. Когда наплыв людей временно иссяк, Юля захватила тряпку и вышла ему навстречу.

- Я не знаю, как и что нужно сказать, - усадив ее рядом с собой, заговорил Алекс. – Но, я совершенно уверен в том, что хочу быть с тобой, Юля.

Снял перчатку и провел рукой по щеке, мимолетно коснулся нижней губы, спустился вниз по шее.

От бархатной кожи мерно исходило тепло, которого ему так не хватало.

Юля замерла от его прикосновения. Оно было таким узнаваемым, но позабытым. Чужим.

- Перестань, - отстранилась она. – И не говори ерунды. Столько воды утекло, что заново начинать – бессмысленно.

- Но, ты ведь любишь меня, - сказал, совершенно не сомневаясь в правильности предположения.

- И что? – не стала отрицать девушка.

Да и зачем было спорить? Доказывающий свою невиновность выглядит еще более виноватым.

- Мы могли бы наслаждаться друг другом, - ответил Алекс.

Насладились уже – хотелось сказать Юле, но она изрекла иное:

- Брось. Ты женат – честь по чести, как и зарекался давным-давно при пасторской дочке. Не центровскую под венец повел, а домашнюю, в лучших традициях воспитанную девочку. Вот и наслаждайся ею. И больше – не приходи, - сказав, даже не стала слушать ответ.

Встала и ушла. Закрылась в служебном туалете и, выждав минут пятнадцать, вернулась на рабочее место.

Ни на следующий день, ни через неделю, месяц, он не пришел.

А она и не ждала. Ни разу – даже в мыслях не пожалела о том, что отказала, раз и навсегда из жизни его вычеркнула.

Сложилось так, как должно было: она получила возможность коснуться своего идола, погреться немножко в лучах его тепла, а он – потешил свое самолюбие, забавляясь над ее слепым обожанием. Усладил свое эго.

Две Вселенные пересеклись на мгновение, озаряя галактики брызгами ослепительных искр. Раскрошили в пыль сотни планет и снова разошлись. Чтобы больше – никогда не пересечься.

И глупой дурочкой была бы, если бы снова позволила себя спалить. Не по отношению к себе даже не могла такого позволить – к Дариану. Он был тем самым спасательным бальзамом от ожогов. Он был мятной прохладой после испепеляющего зноя.

И чувство, робкое, зарождающееся, но набирающее обороты, крепло. И растоптать его было бы верхом глупости.

Юля знала, что то самое первое – всепожирающее чувство никуда не уйдет, но она так же была уверена, что та иная, другая совсем любовь будет не менее прочной. И какими разными были Алекс и Дариан, такой же различной будет ее эмоциональная привязанность к ним.