Клари Ботонд - В садах чудес

Нагая, она, в свою очередь, вскинула руки и расстегивала пуговицы на его рубашке, пальцы ее скользнули вниз.

Без одежды они опустились на застланную покрывалом постель и начали целоваться, стараясь растянуть состояние мучительного изнеможения, болезненного нетерпения, вскоре овладевшее ими.

Две пары стройных ног откинули покрывало. Оно соскользнуло на пол. Пауль ощутил знакомое напряжение, напряглись и вытянулись ноги. Сильная нагая мужская фигура мерно двигалась, прикрыв собой нагую девушку, руки которой то в изнеможении вздымались, то крепко обхватывали шею и плечи юноши.

Пауль проснулся. В сущности, его разбудили уже слышанные им однажды в этой мансарде звуки — топотанье маленьких лапок — мыши, равномерный шум дождя за окном. Комната погрузилась в темноту и тишину.

«Должно быть, часа четыре утра. Теперь поздно светает».

Он осторожно отодвинулся на край узкой постели. Тонкое свечение в темноте — девушка лежала спиной к нему. Он бережно, боясь разбудить, натянул на нее одеяло. Спать уже не хотелось. Ночь он провел удивительную. Но, кажется, и он оказался на высоте. Хотя она, конечно… Такая любовница — и прозябает здесь, под самой крышей какого-то явно нефешенебельного дома. Странное существо. Таинственное. Но, откровенно говоря, сейчас Регина вовсе не казалась ему таинственной.

Он закрыл глаза и попытался снова заснуть. Но сон больше не приходил. Вместо сна пришло то самое, знакомое состояние, когда он как бы раздваивался и видел странные вещи и сам существовал в какой-то иной реальности.

Сейчас он погрузился в черный мрак. Это был именно мрак, а не темнота комнаты. Он погрузился вниз, надолго повисая в пространстве. Затем раздались голоса. Голоса были незнакомые. Но не потому что это были голоса незнакомых ему людей, нет, но из этих голосов как бы было выхолощено, удалено все, что делает голос голосом конкретного живого человека. Голоса произносили фразы на обычном немецком языке, но это не были голоса людей. Какие-то существа (именно существа) почему-то говорили человеческими голосами, не сходными с обычными человеческими голосами.

— Он слышит… — произнес мужской голос.

Пауль понял, что говорят о нем. Но он не испытал страха. Не возникло ощущения, будто эти голоса враждебны ему, они просто были органичной частицей некоей реальности.

— Я ничего не могу здесь поделать, — отвечал женский голос.

Голоса понизились до неразличимого шепота. Только иногда до Пауля долетали отдельные слова, отрывочные фразы.

— А если он не… — начал мужской голос.

— Это невозможно! — прервал женский.

— Ты уверена, что он придет в состояние?

— Я ручаюсь…

— Нет, это невозможно, он все слышит, это действует мне на нервы. Сделай же что-нибудь.

Женский голос не ответил, но Пауль ощутил, как движется вниз во мраке. Пространство под ним раздалось, раскрылся странный сумеречный свет. Пауль увидел забетонированную площадку. Стеснившись, блеяли овцы и козы. Подъезжали темные грузовики. С грузовика спускали деревянную пологую дорожку. Рослый черный козел с бубенцами на шее поднимался первым, за ним, толкаясь, устремлялись овцы и козы из стада. Затем козла незаметно спускали вниз, по такой же дорожке, открывавшейся у другого борта. Грузовики отъехали. На площадке появились высокие волки, двигавшиеся по-человечьи на задних ногах. Козел тоже поднялся на задние ноги. Волки начали гоняться за ним. Он убегал от них. Все это происходило в молчании. Козел убежал, волки — за ним, площадка опустела. Пауль увидел себя обнаженным, стоящим на этой площадке. Это было неприятно. Но тут же пришло в голову, что он явно играет здесь роль козла, а не волка. Ему почему-то сделалось смешно. Он рассмеялся громко. Чернота сгустилась. Все исчезло. Он перестал сознавать себя.

Солнце ярко било в глаза. Оранжевая шелковая занавеска была отдернута. В комнате было тепло тем особенным теплом, какое бывает, когда на улице холодно, когда уже зима, городская малоснежная зима, а в комнате тепло. Тепло исходило от высокой металлической печи. Вчера он даже не заметил ее. А сегодня Регина уже успела затопить ее.

— Привет любителям утренней спячки! — она стояла у печи, раскрасневшаяся, одетая. Должно быть, уже успела побывать на улице. Пауль увидел на столе хлеб, молоко, масло.

О ночных видениях не хотелось и думать. Сейчас он воспринимал их как обычную игру воображения. Он рывком отбросил одеяло, вскочил обнаженный, привлек ее на постель.

— Нет, нет, не теперь, — смеялась она.

— Теперь, теперь, — шептал он.

Пока она надевала снова трусики, застегивала резинки пояса, оправляла чулки и юбку; он тоже почти оделся. Умывшись в крохотной прихожей, где кроме примуса, оказалось, помещался еще и рукомойник с тазом; Пауль вернулся в комнату и сел к столу.

— Тебе нужна квартира, — заметил он с набитым ртом.

— Господин король желает предоставить мне одну из своих резиденций?

«Господин король»! Пауль невольно вздрогнул. Впрочем, а вдруг она знает его стихи и, соответственно, его псевдоним — «Кениг»? Он посмотрел на нее и осторожно спросил:

— Почему «господин король»?

Она беспечно рассмеялась.

— А! Если я Регина — королева, значит, ты можешь быть моим королем!

И вправду, такое шутливое соответствие само напрашивалось. Пауль ничего не ответил и сосредоточенно жевал хлеб с маслом. Зачем он сказал эту глупость о квартире? Разве он может предложить ей нечто подобное? Незачем было говорить! Но еще и еще раз — странно — такая удивительная женщина — в такой дыре!

После завтрака она заспешила. Но в этой поспешности не было никакого желания выпроводить его. Должно быть, она опаздывает на службу.

— Торопишься в контору? — спросил он. И тотчас мысленно выругал себя за бестактность.

Девушка покраснела и быстро кивнула.

— Да, — теперь она снова стала робкой и скромной. — Мне надо бежать, — она осеклась. — Я провожу тебя.

В прихожей Пауль торопливо натянул пальто. Она шла впереди в накинутом на плечи пальтишке. Они спустились по деревянным ступенькам, вышли из подъезда. Девушка указала рукой под арку.

— Там уже улица.

Снова странность — вчера вечером ему показалось, что они шли долго, петляли, а сегодня путь оказался таким простым.

Но неужели все так и кончится? В конце концов сейчас он спросит, когда они встретятся вновь. Но спросить он не успел.

— Мы можем встретиться сегодня, — нерешительно предложила она.

Он обернулся, смеясь, подхватил ее под мышки и покружил.

— Ну пусти, пусти! — отбивалась она по-детски.

Пауль поставил ее на землю. Глаза ее блестели, и он знал, что так же блестят и его глаза.