Владимир Андреев - Родной ребенок. Такие разные братья

Утренняя репетиция в цирке не состоялась. С тех пор, как Мано вернулась в отцовские объятья, господин Шарма лишился покоя. Ссорились они с дочерью каждый день по десять раз, но чтобы артисты не могли упражняться — это случилось впервые.

Ко всему привычный цирковой народ не стал бы так просто покидать манеж и толпиться у входа в брезентовую палатку бухгалтера, если бы из нее неслись только крики хозяина и плач Мано. Однако выстрел, пробивший брезентовую крышу, — это серьезный повод для любопытства. Голуби предпочли убраться подальше от опасного места, а люди, напротив, открыли рты в ожидании продолжения.

— Следующая пуля будет прямо в твое глупое сердце, — кипятился в палатке господин Шарма.

— Мое сердце умеет любить и не хочет страдать всю жизнь, — отвечал плачущий голос Мано.

Апу пробился сквозь толпу и спросил у фокусника Дари, в чем дело. Информатор был выбран безошибочно — Дари всегда знал больше других о том, что происходило в цирке и в каждом жилом вагончике. Возможно, помогала профессия, но и личного энтузиазма тут было тоже немало.

— Хозяин собирается убить свою дочь! — шепотом сообщил Дари. — То есть он хочет выдать ее замуж, но так как она отказывается, то ему остается только это.

— Вот как! — улыбнулся Апу и пошел к палатке.

— Хочешь умереть вместе с ней? — на плечах у него повисли Джай и Рама, лилипуты из номера «Человечки на Луне», в котором они выступали вместе с Апу. — Лучше тебе туда не соваться!

Он легко сбросил их и, прижав палец к губам в знак того, что уговоры бесполезны, решительно откинул полог, закрывавший вход в палатку.

Картина, которая предстала его взору, могла бы с успехом войти в киномелодраму о жестоком отце и преступной дочери. Хозяин, держа в одной руке двустволку, другой сжимал шею Мано и при этом кричал:

— Лучше я задушу тебя, непокорная дочь!

Почему он решил, что задушить лучше, Апу не знал.

— Так что, душить будете или все-таки застрелите? — с интересом осведомился он.

— Что?! — отпрянул хозяин.

— Да нет, я просто о том, что если уж решили душить, так давайте я ружье подержу, чтобы не мешало.

Очевидно, хозяин все еще не сделал окончательного выбора ни на одном из способов лишения жизни своей дочери, потому что он прижал к груди ружье, не желая с ним расставаться.

— Ты здесь зачем? — закричал он на Апу, а затем, увидев за откинутым пологом остальную братию, напустился на них: — Чего вы собрались здесь? Все пошли прочь!

— Слышали, что хозяин сказал? — поддержал его Апу тоном подобострастного надсмотрщика, выслуживающегося перед господином.

Однако сердце господина Шармы не смягчилось.

— Тебя это тоже касается, жестко заявил он преданному слуге, по-клоунски сыгранному сейчас Апу.

— Хорошо, я уйду, — кивнул тот. — Только на прощание задам один вопрос. Разве может любящий отец сказать дочери, что он ее застрелит?

— Я имею право! — взвился Шарма. — Ее мать умерла, когда ей было несколько дней. Разве я женился снова? Ради нее прожил всю жизнь вдовцом, все только для нее, родной доченьки. И чем все кончилось? Я нахожу ей жениха, сговариваюсь с его родителями, все готово к свадьбе — так нет, ей, видите ли, не нравится парень, которого я ей выбрал!

Шарма схватил со стола фотографию и помахал ею перед носом Апу.

— Только и всего! — насмешливо протянул клоун. — Я-то думал, она проиграла в карты наш цирк или отравила декана в университете! И за это вы собираетесь отправить девушку на тот свет?

— Этого мало? Она ослушалась воли отца, она желает сама выбрать себе мужа! Где это видано, я тебя спрашиваю? Что я скажу почтенным родителям парня? Они думают, что имеют дело с маништа — людьми, умеющими беречь свою честь и держать слово. А кто я буду теперь? Меня звери больше уважают, чем родная дочь!

— Кто же виноват? — развел руками Апу. — Держали бы ее с самого детства в клетке, кормили сырым мясом — глядишь, она не только за вашего жениха, а за прокаженного вышла бы по первому отцовскому слову. А если уж любили, считали человеком, учили, в университет послали — будьте последовательны. Пусть и ведет себя, как человек: сама решает, с кем ей жизнь прожить. Это ваш жених? — Апу взял у хозяина изрядно помятую фотографию и, поглядев на нее, скорчил кислую мину.

— Что, разве не хорош? — возмутился Шарма.

Апу не мог бы ответить точно, потому что жениху на снимке было лет десять-двенадцать, позже сходить в фотографию, наверное, времени не было.

— Даже я бы за него не вышел! — убежденно ответил он. — И знаете почему?

Апу осторожно протянул руку к двустволке, рассчитывая, что задумавшийся о причинах его недовольства женихом Шарма пропустит решающий момент, но не тут-то было. Хозяин вдруг подскочил и изо всех сил дернул ружье к себе, не желая с ним расставаться.

— Что ты несешь! Не хочу больше слушать эту галиматью! — закричал он. — Или она выходит за него замуж, или через минуту здесь будет труп!

Апу, изловчившись, вырвал у него двустволку и прижал холодную сталь к своему горлу, а палец положил на курок.

— И этот труп будет мой. Давайте, жмите поскорее на курок. Я хочу умереть раньше, чем увижу, что вы, такой близкий мне человек, причините боль собственной дочери.

— Апу, не смей! Апу, мой мальчик, не надо, — застонал хозяин. — Ты же наследник моего цирка.

— Конечно, — усмехнулся клоун, — когда от меня что-нибудь надо, вы говорите, что я наследник, а когда речь идет о каких-то глупых предрассудках, вы готовы меня пристрелить.

Шарма смотрел на него глазами полными слез.

— Апу, мальчик, как ты можешь так говорить, — зарыдал он, падая на колени рядом с ним. — Разве я не отношусь к тебе, как к сыну? Разве не я научил тебя всему, даже принимать роды у слоних? Как ты мог сказать такое, как у тебя язык-то повернулся?

Не проронившая до сих пор ни слова, Мано вдруг вышла при этих словах из оцепенения и, схватившись за сердце, заплакала тоже.

— Не надо плакать, ну не надо, — забормотал Апу, обнимая Шарму. — Все уладится, если мы спокойно поговорим, правда?

Он сделал Мано знак уйти, и она, утирая рукавом слезы, выскользнула из палатки.

Господин Шарма поднялся, отводя глаза и шмыгая носом.

— Никто и не плакал, — буркнул он и внезапно обнаружил пропажу главного действующего лица. — Где она?! — взвизгнул он, опять впадая в ярость.

— Я отпустил ее, — вздохнул Апу. — Пусть немного отдохнет.

— Ты! Ты! Ты обвел меня вокруг пальца! — взревел обманутый в лучших чувствах Шарма, снова хватая ружье.

— Стрелять собрались? — поинтересовался Апу. — Зря стараетесь.

— Думаешь, промахнусь?

— Да я патроны вынул, — небрежно сказал Апу, доставая их из кармана.

— Дай сюда! — протянул Шарма руку.