Владимир Андреев - Родной ребенок. Такие разные братья

— Чтобы вы меня застрелили? — усмехнулся клоун. — Вот это здорово. Вы что, босс, считаете меня сумасшедшим?

Шарма со злостью отшвырнул ружье в угол и бросился из палатки, посылая проклятья всем, кто попадался на пути.

Апу оглядел оставшееся за ним поле битвы и, подобрав брошенную фотографию, надолго уставился на лицо изображенного на ней мальчика.

— В его возрасте я был не хуже, — пробормотал он. — Но все изменилось. Хотя и этому парню ничего не светит — у Мано всегда был твердый характер, и она никому не позволит распоряжаться своей судьбой. Так что ищи себе другую невесту, парень, полагаю, у тебя не будет с этим проблем.

Цирк сиял огнями, похорошев к вечеру, как принарядившаяся к приходу гостей хозяйка дома. Оркестр старался вовсю, занимая зрителей до начала первого номера. Звуки бравурных маршей, которые цирковой дирижер предпочитал всем остальным музыкальным произведениям, наполнили всю округу, и тем, кто оставался сегодня дома, не позаботившись о билете, поневоле становилось грустно при мысли, что совсем рядом царит совсем иная атмосфера — атмосфера веселья, риска и восхищения.

Апу сегодня выходил вторым, сразу за «шаривари» — веселым калейдоскопом групповых акробатических прыжков, которым цирк господина Шармы но праву гордился. Он надел свой белый в горошек костюм и длинноносые ботинки, натянул парик, загримировал лицо. Теперь в зеркало смотрел уже не Апу — несчастный карлик, человек без будущего, а смеющаяся маска радости. Все, что происходило с ним вне манежа, он оставлял здесь, в своей гримерной. Там, на арене, нет места для страданий, боли, неудач. Там только то, что может принести смех и счастье, удивить и развеселить людей, — ведь они пришли сюда за этим.

«Как мне все-таки повезло, — подумал Апу, дорисовывая тонкой кистью уголок огромного смеющегося рта. Для такого меланхолика, как я, просто счастье, что есть место, куда нельзя прийти не в настроении, что я должен быть веселым хотя бы двадцать минут каждый день. Что стало бы со мной, если бы не это? Кто еще может двадцать минут каждый день улыбаться и развлекать всех вокруг?»

Он подмигнул своему отражению и решил посмотреть, как работают акробаты. Но в репетиционном зале его остановила Мано. Похоже, она давно уже его дожидалась — с таким нетерпением бросилась ему навстречу. Сейчас она была еще лучше, чем утром, потому что сменила футболку и юбку на золотистое сари и распустила по плечам волосы. Они блестели так, что рядом с ними померк бы наряд канатоходки Ратхи, сплошь расшитый стразами.

— От тебя не отвести глаз, Мано, — улыбнулся Апу.

Но она, казалось, не была расположена выслушивать комплименты и нетерпеливо поманила его рукой, на которой тихонько звенели серебряные браслеты.

— Спасибо тебе, Апу, — нежно сказала она. — Ты сделал для меня очень много.

— О чем ты? — удивился он.

— Ты помог мне принять важное решение, очень важное, — вдруг заговорила она так быстро и горячо, с таким волнением, что Апу растерялся. — Только не говори «нет», не отказывай мне, Апу. От тебя сейчас зависит моя жизнь.

— Ты можешь не сомневаться во мне, но в чем дело, Мано? Объясни же, что от меня требуется.

— Завтра утром будь готов к девяти, — зашептала девушка, низко склонившись к нему. — Поедем с тобой в мэрию.

От нее так волшебно пахло, что у Апу закружилась голова. Он не слышал, что шептали ее губы, а только наслаждался чудесным ощущением ее близости, необыкновенным ароматом духов, шелестом шелковой материи. «Вот так и сходят люди с ума, — вдруг подумал клоун, — вдохнут тонкий запах любимой девушки, почувствуют ее дыхание — и нет человека, только еще одним облаком прибавилось в небе, и это облако — он, его смятенная душа».

— Апу, Апу, ты не слушаешь меня! — Мано тянула его за рукав. — Ты понял, ровно в девять едем в мэрию.

— Зачем? — опомнился клоун.

— Чтобы зарегистрироваться! Мы поженимся!

— Поженимся? — охнул Апу, не веря своим ушам.

— Не кричи! — Мано замахала на него руками.

Они и впрямь привлекали к себе внимание толпившихся в зале в ожидании своего выхода артистов. Всем было любопытно, о чем это так горячо толкует с Апу дочка директора. Уж не придумала ли она что-нибудь, чтоб избежать свадьбы с отцовским избранником. Мано бросила на них неприязненный взгляд и отвернулась от Апу, делая вид, что поглощена чтением иллюстрированного журнала, который держала в руках.

Но Апу не мог притворяться, что их беседа не содержала ничего важного и особенного. Он стоял перед Мано, глядя на нее снизу вверх, как смотрит щенок на хозяина: ожидая всего, от ласки до пинка, и все принимая с восторгом. Земля уходила у него из-под ног. Он вспоминал ее слова и не мог поверить им. Смысл знакомых с детства фраз терялся, таял, потому что то, что они означали, было совершенно невозможно.

Нет, здесь какая-то ошибка, чувствовал Апу, но слова, выстраиваясь одно за другим, настаивали на безусловности своего значения, манили его, обещали так много, что сама жизнь казалась ничем в сравнении с их обещаниями.

— На чем мы остановились? — повернулась к нему Мано, так и не дождавшись, когда иссякнет любопытство окружающих. — Времени очень мало. Так на чем?

— На свадьбе, — произнес Апу, ожидая, что она сейчас удивленно распахнет глаза и скажет: какая свадьба, о чем ты?

Но Мано и не думала отказываться от своих слов.

— Мы поженимся тайно, так что держи все в секрете, — зашептала она, оглядываясь вокруг.

— Это правда? — задыхаясь, спросил Апу.

— Теперь все зависит от тебя, — ответила девушка.

— Апу, ты почему здесь? — раздался откуда-то зычный голос хозяина, а через мгновение и сам господин Шарма появился из темноты. — Сейчас твой выход.

— Все, иди! — махнула рукой Мано, отпуская клоуна.

И он пошел на подкашивающихся ногах туда, где гремела музыка и сиял свет, не представляя себе, что он здесь делает и зачем ему выходить на манеж.

— Апу! — раздался голос Мано откуда-то сбоку, и она опять поманила его. — Вот возьми, пусть будет у тебя.

— Что это? — пробормотал он, ощутив в руке маленькую коробочку.

— Кольца, — шепнула девушка. — Спрячь их. Не подведи меня.

Что она имеет в виду? Как может он подвести ее? Да вели она ему умереть сейчас, не сходя с этого места, и он был бы мертв через мгновение, лишь благодаря ее за это счастье — выполнить ее желание, благословляя ее имя и прося богов о счастье для нее. Неужели она не понимает, что он чувствует теперь? Она, так легко сделавшая из него великана — посмотрите, ведь он великан, карлик умер, умер в то мгновение, когда поверил, что она хочет стать его женой! Человек, живший внутри этого жалкого тела, не помещавшийся, мучившийся, томившийся в нем, наконец-то разорвал свои оковы, и душа, жаждавшая истинного воплощения, обрела новую оболочку.