Владимир Андреев - Родной ребенок. Такие разные братья

«На городском шмашане вчера состоялось предание огню тела доблестного полицейского инспектор Сету Пати, убитого известным преступником Гхошем, бежавшим из калькуттской тюрьмы. Погребальный костер был зажжен в присутствии виднейших граждан Ховры, пришедших отдать последний долг так много сделавшему для нашей общественности инспектору. Правда, в последнее время действия Сету Пати не отличались продуманностью, и он, к сожалению, совершил несколько непростительных промахов, доверившись клеветническим измышлениям, состряпанным на некоторых уважаемых горожан. Но весь его благородный труд в целом не оставляет сомнений в высоком чувстве ответственности, стремлении служить на благо Индии и приносить пользу Ховре, которые были так присущи покойному. Местонахождение его жены, ожидавшей ребенка, и преступника установить не удалось. Полицейское управление не исключает, что эти двое находились в сговоре с целью убийства инспектора Сету Пати»,

— прочел Апу текст статьи, помещенной на первой — какая честь для отца! — полосе газеты.

Неплохо придумано: его мать и какой-то мифический беглый заключенный сами убили отца и скрылись. Преступников не нашли, и все концы в воду!

А вот и фотография: арка массивных ворот, площадка наподобие веранды, на ней горит погребальный костер. Вокруг стоят люди и смотрят на языки пламени. Многие из них — в полицейских мундирах. Какой-то толстяк идет к огню с длинным бамбуковым шестом…

Апу прикрыл рукой глаза, заставляя ожить картинку из газеты двадцатипятилетней давности. Вот в этом огне пылает тело его отца, который так и не увидел своего несчастного сына! Нет, сейчас нельзя предаваться скорби, допускать в душу жалость и слезы! У него есть дело гораздо более важное, чем оплакивать мертвых!

Апу перевернул несколько газет, стараясь найти начало этой истории. Взгляд его наткнулся еще на одну фотографию: под конвоем молодого высокого парня в полицейской фуражке идут куда-то несколько мужчин в нижнем белье. Так и есть, это то, что ему нужно. Вот и подпись:

«Инспектор Сету Пати позволил себе пренебречь правилами приличия по отношению к самым влиятельным горожанам, выставив их на посмешище средь бела дня…»

Значит, это его отец! Какой красивый! Какой молодой!

Апу издал сдавленный стон, ощутив резкую боль от своего бессилия вызвать к жизни этого так необходимого ему человека, изменить что-либо в проклятой судьбе, уготовившей им всем только страдания и муки.

— Папа, папа! — первый раз в жизни произнес он дорогое для него слово шепотом, чтоб никто не слышал.

Его отец, почти ровесник своему сыну, смотрел на него гордо и независимо с пожелтевшей страницы. Я сделал свое дело, прочитал Апу в его взгляде, посмотрим, как справишься с этими людьми ты.

А вот и они, все четверо в ряд!

Апу быстро пробежал текст, отыскивая их имена.

«…обливая грязью безупречные репутации уважаемого землевладельца и президента Промышленного банка Ховры господина Тхарма Лингама; молодого, но уже снискавшего доверие клиентов адвоката Сатья Мурти; главы Земельного совета господина Налла Нингама; владельца ховринской мельницы и складов муки Френсиса Амбарасана…»

Вот и все, круг замкнулся, теперь он знает их имена, а значит, найдет и уничтожит. Апу довольно откинулся на стуле и улыбнулся. Но внезапно улыбка сползла с его лица. Сатья Мурти! Он ведь слышал сегодня это имя. Рука уже доставала из кармана визитную карточку, оставленную той симпатичной девушкой. Точно, он не ошибся, то же имя, та же профессия — адвокат.

А жаль, подумал он, что у такой славной девчонки такой отец. Ну что ж, раньше он серьезно расстроился бы из-за этого, а теперь… Теперь все равно, что она будет чувствовать, когда он исполнит свой приговор.

И все-таки как странно, что адрес и телефон одного из убийц лежал у него в кармане прежде, чем он выяснил его имя!

Апу слегка поежился: ему вдруг показалось, что он физически ощущает присутствие в этом зале самой судьбы, коснувшейся его своим холодным дыханием.

Мукомольный король Френсис Амбарасан устраивал по случаю своего дня рождения небольшую вечеринку для близких друзей. Ничего серьезного, так — скромный фуршет в японском стиле, жаровни с кипящим маслом, в которые каждый окунал все, что ему понравилось на тысяче тарелок со всякой снедью, которыми были уставлены несколько столов. Сияющие медью жаровни оказались в Калькутте в новинку, а потому от желающих что-нибудь в них окунуть не было отбоя.

Между столами на блестящем полированном паркете в бешеном ритме дергались руки, ноги, пышные бюсты и широкие спины любителей танцев, а те, кто всему предпочитал разговоры, слонялись из комнаты в комнату в поисках подходящего оратора или, наоборот, подходящей аудитории.

Хозяин сердечно приветствовал украшение сегодняшней вечеринки своего нового знакомого, модного писателя из Дели, который уже обзавелся десятком восторженных слушательниц, ловящих каждое его слово.

— Эта моя поездка по стране далеко не случайна, — вещал писатель, не забывая прикладываться к снеди, высокой горкой уложенной на его тарелке. — Дело в том, что я рассчитываю среди вас, мои юные друзья, отыскать новые сюжеты. Думаю написать что-нибудь о свободе личности…

— Вот так номер! — удивился пробегающий мимо с двумя бокалами режиссер — местная знаменитость. — Вы — и вдруг свобода личности…

— Вы в недоумении, я понимаю, — тонко улыбнулся писатель. — Новое время — новые люди, и я хочу быть одним из них. Свобода личности наиболее полно раскрывается в свободной любви. Герой моего рассказа — а им будет непременно литератор — тоже должен верить в свободную любовь. Я заставлю его бросить двух жен во имя свободы личности…

— Да что вы говорите? — охнул Налла Нингам, и, пробившись к нему сквозь стайку девушек с открытыми ртами, взял писателя под руку. — Вы знаете, я тоже разведен, мне есть что вам порассказать обо всем этом.

— Но… — пробовал сопротивляться тот, увлекаемый прочь от доверчивой аудитории ради сомнительной перспективы получения информации о жизни из уст такого ее знатока, как Налла Нингам.

Но из цепких пальцев ховринского властителя вырваться еще никому не удавалось, и жаждущему свободной любви литератору пришлось подчиниться.

— Бедняга! — рассмеялся Тхарма Лингам, глядя им вслед. — Сейчас Чандар вывалит на него все, что у него накопилось за эти годы. И то сказать: вдовство и два развода, как все это выдержать слабому человеку! То ли дело я — всю жизнь женат на одной женщине, и никогда она не мешала мне получать удовольствие от существования других.

Он опять расхохотался, кивая на своих спутниц, смазливых раскрашенных куколок, повисших на каждой руке старого ловеласа.