Владимир Андреев - Родной ребенок. Такие разные братья

Мумбу он нанял еще в Момбасе, где когда-то останавливался жестокий Васко да Гама, — Мумба работал там портовым грузчиком. Их объединяли любовь к природе, страсть к охоте, храбрость и острое чувство справедливости.

— Мои соплеменники работают поденщиками на кофейных и чайных плантациях за гроши! — донесся до уха Джавара угрюмый гортанный голос Мумбы — Что осталось от воинственного народа!

— А ты отточи свое копье получше! — крикнул Джавар в сторону своих слуг.

— Буйвола нельзя ранить, говорят у нас охотники, господин, его необходимо убить, иначе он убьет тебя.

— Верно говорят охотники! — бросил ему в ответ хозяин. Идите сюда, садитесь, пейте чай, а я покурю. Ты прав, Мумба, многие знатоки охоты считают, что из «великолепной африканской пятерки» — слон, носорог, буйвол, лев и леопард, — буйвол — самый яростный и опасный. Это животное природа наделила, — Джавар сделал затяжку и выпустил дым в потолок, — огромными, раскинутыми на метр рогами, которые, утолщаясь и расплющиваясь на лбу, образуют сплошную «броню». Действуя ею, как тараном, буйвол в случае опасности, сметает не только охотника, а если тот сидит в «лендровере», то и машину.

— Да, господин, это очень коварное и сильное животное, — согласился Мумба. — Однажды мы первой пулей не уложили одного из этих гигантов весом около полутора тонн, и он устремился в заросли. Затаившись неподалеку от того места, где был подстрелен, он ждал нас. Мы шли по его следу. И вдруг, ломая кусты, на нас, словно снаряд, вылетел буйвол и поддел на рога моего друга. Я отскочил в сторону и упал. Друга нельзя было спасти. Буйвол стал топтать его. Я кое-как добрался до ружья и выстрелил три раза подряд.

— Сочетание неукротимой мощи с тупостью — суть этого животного. У него на редкость тупой взгляд, вы заметили? — добавил Джавар, оживившись.

— Еще бы! — подтвердил Мумба.

— Мумба! Возьми этот чертов кальян и почисти его. И вообще, убери его с глаз долой! — Джавар поднялся, подошел к оттоманке и прилег.

Слуга взял мудреную снасть для курения: щипцы, угли, кочергу, — и направился к двери.

— Подожди минутку, великий охотник и потомок египтян! — крикнул Джавар вслед Мумбе. — Завтра я хотел бы поохотиться, порыбачить.

— Если завтра, то сегодня надо готовиться, — ответил уроженец Африки, и его массивное гибко тело, выросшее на молоке с кровью, заслонило закатное солнце.

— Знаю. Через час все обсудим, потолкуем.

— А на кого будем охотиться?

— На дьявола! — пошутил хозяин.

— Хорошо! — в тон ему ответил слуга с улыбкой и, мягко ступая босыми ногами, удалился, освещаемый последними лучами уходящего дня. В комнате стало свободно и пусто.

Мумба наполнил вином бурдюк из шкуры жирафа, натерся верблюжьим жиром.

— Итак, завтра — сафари! — восторженно сказал он на суахили.

— Касадьян, Мумба! — поприветствовал его Дараян, что означало: как поживает ваш скот?

— Мой скот пасется мирно в саванне, — с достоинством ответил масай из нилотских племен.

Раннее тихое утро. Лучи солнца, словно красные стрелы, позолотили небо.

Джавар поднялся и сообщил Мумбе, что на охоту лучше выехать на ночь.

— Постарайся, дорогой Мумба, все подготовить к вечеру. «Джип-лендровер» я заказал. Просмотри три ружья и рыболовные снасти.

— Обижаете, господин! — проворчал слуга и оруженосец, друг и телохранитель Джавара и, сев в «фиат», тут же умчался.

Дня три назад Джавар послал Ананду в Бомбей письмо и приложил к нему фотографию юной девушки, дочери его коллеги, деды которого, приехав из Индии, работали на прокладке железной дороги из Момбасы в Кисуму, в результате чего и был основан город Найроби.

Джавар панически боялся, что его род может пресечься, поэтому жаждал скорей женить Ананда. С другой стороны, он обеспокоился, что племянник, не дай бог, предастся разврату и цинизму, как иные нувориши или могольский наваб. Или же, наоборот, закоснеет в делах, станет закоренелым бизнесменом, «компьютером».

Он заехал в «Маунт-Кения сафари клаб», который находился недалеко от города. Джавар не любил обстановку снобизма, царящего в сафари-клубе, где богатые туристы и местные нувориши коротают время, купаясь в бассейне с подогретой водой, играя в гольф и теннис и гуляя среди прудов с экзотическими рыбками. Здесь у него были назначены две деловые встречи, а третья — дружеская, с «будущим тестем» Ананда. После этого он завтракал в ресторане отеля «Нью-Стенли», куда еще с 1950 года был запрещен вход «собакам, неграм и азиатам». Но сейчас не 50-е годы! Кения — независимая республика, но «душок» сохранился. Джавар ходил туда, когда было время, «специально», чтобы показать, что он «азиат».

Встретившись в офисе с куратором магазинов, он сразу же отправился домой.

Больше всего Джавар любил Кению за то, что здесь можно остаться наедине с природой, сохранившейся в ее первозданном виде.

«Джип-лендровер» медленно ехал по грунтовой дороге, слегка поднимая коричневую пыль. Дорогу перешли два огромных слона, покрытые красной пылью. Саванна утопала в желто-зеленой траве. Редкие баобабы создавали причудливо-экзотический пейзаж этой местности. Слоновая трава, высотой в два метра, полностью скрывала «джип» зеленого цвета.

Джавар испытывал необычайный подъем. Глаза его жили в этой природе помимо его сознания, словно сами по себе.

Мумба сидел на заднем сидении и внимательно следил за аккуратно уложенной охотничьей амуницией и оружием. Копье и щит, два острых ножа были, как всегда, при нем. Большие глаза блестели в предчувствии охоты.

— Сколько травы здесь можно накосить! — протяжно и мечтательно произнес Джавар.

— Кочевники не привыкли, господин, запасать корм для скота, — в тон ему сказал Мумба на суахили.

На желтом травянистом поле показался вытянутый клин ветвистых рогов удаляющегося стада антилоп.

Джавар, Мумба и водитель обменялись понимающими взглядами. В данный момент они были не на природе, а в природе, которая пребывала в них.

— Это и есть одна из форм человеческого счастья! — безадресно, словно самому себе, промолвил Джавар и погладил свою небольшую пепельную бороду.

Он, как и многие — сыны гор Индии, был от природы рослым. Волосы — русые с проседью, серые большие глаза с длинными ресницами. Его можно было принять за европейца, но мягкие черты лица, тяжеловатые веки, да само осознание себя в мире, вековые религиозно-философские воззрения индийца отражались в его манере держаться, разговаривать и совершать поступки.

— Счастье — это когда хорошо? Да, господин? — спросил Мумба, пригнув голову под набегавшую на него ветку медоносной акации.

Водитель усмехнулся, не отрывая спокойного и довольного взгляда от узкой дороги.