Ольга Горовая - Ритм Карецкого (СИ)

Вот и не отменила поездку.

— Таблетки не вздумай пропускать, — сумрачно напомнил он, оставив ее небольшой чемодан в купе.

Внимательно и серьезно, даже с предупреждением, осмотрел соседей по купе: какую-то молодую девушку, увлеченно что-то листающую в своем телефоне; парня, уже забравшегося на верхнюю полку и расстилающего постель. Только немолодая женщина, занимающая нижнюю полку напротив места Леры, судя по всему, вызвала у Руса более нормальное выражение лица. Заслуживала доверия, видимо. Кивнув наконец этим людям, приветствуя, Рус вышел с ней в проход вагона. Обнял, сжав руками так, что у Леры ребра затрещали.

— Рус, любимый… — у Леры внутри кислота живот жгла от такого расставания.

Но он прервал ее, не дав продолжить. Прижался губами к ее губам. Крепко, властно поцеловал.

— Люблю. Звонить буду часто, имей в виду. И чтоб ты звонила, — распорядился Карецкий.

И, обняв напоследок еще сильнее, вышел на перрон под громкие просьбы проводника покинуть вагон провожающих. Встал напротив ее окна, поднял руку, прощаясь.

Лера и сама помахала в ответ, делая вид, что все нормально и на душе кошки не скребут.

Руслан раздраженно мял в руке пачку сигарет, игнорируя даже то, что эти самые сигареты в ней еще имелись. Он стоял на балконе в своей спальне, перекатывался с пятки на носок и курил. Ночь уже. Первый час. Во дворе тихо, даже молодежь сегодня не гудит. Видно, середина недели сказывается. Только деревья шумят от легкого ветра, да висит на небе полная луна.

Ей-Богу, Карецкому казалось, что и ночное небесное светило смотрит на него с укором.

Вернуться в комнату и попытаться поспать? Гиблое дело. Он бы лучше позвонил Лере. Или написал. Но она наверняка уснула. Так пусть хоть Лера выспится. Он и так ей звонил уже, типа «напоминая» еще раз про таблетки. И переписывались они… Пытались. Обоим на душе тяжело было из-за этой чертовой поездки и спора, оставившего неприятный и глубокий след внутри.

Да и понимал — не уснет в таком состоянии раздрая. Саму спальню он за последний час исходил вдоль и поперек. Все бесило. Мелькали в голове идиотские мысли взять и поехать в больницу. Без Леры ему тут все равно делать нечего. Смысл сидеть дома и курить сигарету за сигаретой? Может, там полезным окажется…

Самое раздражающее, что он вроде понимал — это тупое решение. И не только потому, что лишь идиот-руководитель без оснований припрется на чужое дежурство. Кто его поймет? Никто. Решат, что сомневается в дежурном враче или подозревает в чем-то. А это не так было.

Или окончательно уверятся в мысли, что Карецкий — конченый трудоголик. Почти маньяк в этом плане. А это тоже не так. Кажется…

Ругнувшись, он затушил сигарету в пепельнице, бросил смятую в комок пачку на стул, стоящий рядом, и растер лицо руками.

Да и Лере он обещал, что завязал с дежурствами. Как объяснять будет, когда завтра позвонит? А соврать… Руслан этого не понимал. Как можно в отношениях врать и на что тогда рассчитывать? Нет, лучше горькая правда, но до конца откровенно.

И все же, несмотря на все понимание и разумные мысли, подмывало рвануть в больницу. Как и сигареты — еще один его привычный способ ухода от проблемы. Раз не нужен здесь, то там это компенсирует. В больнице он всегда и всем нужен…

Выход или самообман? Рус опасался слишком анализировать. Подозревал, что как бы он ни был «незаменим», а все же большую часть его функций вполне профессионально могут выполнять и другие. Да, может, не так гореть душой и болеть сердцем за дело при этом будут. Но работать качественно. Наедине с самим собой он не мог этих утверждений Леры опровергнуть.

Все ее слова отложились в голове, как ни крути, выходит. Да и мозгов хватало понять, что правда все, как бы по сердцу это ни резало.

К тому же… Ведь и Лере он нужен. И именно он. Она ясно давала понять, что для нее — его никто не заменит. Факт, с которым сложно поспорить, хоть и обидно было, что сейчас уехала. Все ее звонки, сообщения — все пропитано любовью и грустью. И чего он так на эту конференцию взъелся, спрашивается? Сейчас, один на один с собой, Руслан докопаться до первопричины не мог толком. Раздражение отпустило, и накрыло каким-то опустошающим непониманием — из-за чего устроил весь сыр-бор?

Не хотел отпускать ее от себя? Так Лера же сразу предложила поехать вместе.

Разозлился, что его не послушала? Так а зачем он настаивал на чем-то, если и Михалыч сказал, что нет противопоказаний?

За нее боялся? Боялся… И сейчас боится. Почему тогда не поехал с ней?!

Тупо все как-то вышло. Глупо и по-ребячески. С упрямым идиотизмом подростка. А вроде вырос давным-давно. Выходит, заело, что его не послушала, на свое понимание опиралась, принимая решение. Только это же идиотизм!

Смартфон мигнул значком принятого мейла. Рус мельком просмотрел рекламу медоборудования. В списке полученных писем глаз зацепился за письмо от Кузьмы. Они сегодня обсуждали покупку пары новых дефебрилляторов. И почему-то — казалось бы, без всякой связи — всплыло воспоминание о том, как этот самый Кузьма лежал в больнице после ранений. И как Кристина не вылезала из его палаты. А Рус в душе, да и на словах — ворчал.

«А со мной ты тоже бы сидела и в операционную рвалась бы, случись что?» — спросил тогда Руслан у нее.

«В этом бы нужды не было, Рус. Мы же оба знаем. Ты бы и сам за жизнь цеплялся. И я тебе для этого не была бы нужна. Для тебя — не я главное, а больница эта, сама работа, пациенты. Пошла бы в операционную, если бы ты захотел, только ты и сам бы себе повод жить нашел», — ответила ему Кристина.

Замер от этого воспоминания, почему-то прокручивая в голове и так, и эдак. Словно кубик Рубика крутил в пальцах от нечего делать, а тут — раз, и все грани сложились по цвету. Даже для самого Руса внезапно. Права была Кристина. Тогда — права целиком и полностью. Но не сейчас. Теперь — это уже вообще не про него.

Ему Лера нужна больше больницы! Рядом с ним! И он будет последним дураком, если все так и оставит!

Настроение было паршивым. И в поезде спала вроде. И с вокзала комфортный трансфер обеспечили к месту, где проходила конференция. Виды — великолепные, воздух такой — что надышаться невозможно. Знакомых и коллег со всей страны — много, все здороваются, улыбаются, уже начинают что-то обсуждать, пытаясь и Леру втянуть в разговоры. Завтрак, судя из слов соседей по столу — прекрасный, все вкусно. А она ничего не ощущала: ни вкуса, ни запаха, ни этого воздуха, ни воодушевления от предстоящих двух дней. Долгожданные виды гор не радовали, как и обилие яркой и сочной зелени, ни капли не потускневшей за лето. Скорее, резали глаза.

Ей хотелось к Русу. Они созванивались утром. Он набрал еще в шесть, когда до прибытия поезда оставалось минут двадцать. Опять про лекарства напомнил, спросил о погоде, пожелал хорошего дня. И что любит — сказал. И Лера ответила тем же. Только пауз в разговоре было больше, чем слов. Многозначительных и каких-то невыносимо сложных, когда мучительно слова подбираешь, а так и не можешь выразить того, что душу рвет. Ноет внутри.