Анна Кувайкова - Чудище или Одна сплошная рыжая беда

— И он приехал, — я чувствовала, как напрягся Богдан, не смотря на то, что его голос звучал ровно.

— Да, — тихо вздохнула я, невольно сжимаясь при неприятных воспоминаниях. — Я видела его фотографию, я узнала его сразу… И послала. Далеко и надолго. Где он был, когда он был мне так нужен? Когда мама умирала в больнице, а я сидела на крыше, собираясь оттуда спрыгнуть? Если бы я не нашла там Кирилла, если бы не он, я бы…

И договорить я уже не смогла, снова чувствуя предательские слезы.

И успокоиться я смогла не скоро. Да и не успокоилась бы, будь на месте Богдана кто-нибудь другой.

— Это Кир уговорил меня тогда, — едва успокоившись, пояснила я, рассеяно перебирая узелки на концах пледа. Я сидела, сложив ноги по-турецки, а Богдан устроился за моей спиной, вытянув одну ногу, согнув другую и привычно положив подбородок на мое плечо. — Он не просил ему верить, он не просил с ним мириться. Он просто попросил его выслушать. Не скоро, но я согласилась. Непутевый родитель, казалось, полностью осознал свою вину, раскаялся и на протяжении года пытался всеми способами наладить отношения. Он благодарил Кирилла за то, что тот присматривал за мной, предлагал ему деньги… Естественно, Громов отказался. Он даже отказался воспользоваться связями отца. Да они бы и не пригодились — один из его друзей сам заметил Кирилла и предложил поработать у него. Кир не давал своего согласия, не хотел оставлять меня одну, но грех было упускать такую возможность. И я согласилась на предложение отца. Он и раньше намекал официально заявить всем обо мне, но мне не хотелось влезать в его жизнь настолько. Но в итоге… В итоге мы продали мамину квартиру, переехали в Москву и все узнали, что у Воронцова есть дочь. Кир уехал поднимать свою фирму еще выше, а я, как казалось, получила, что хотела. Дом, отца и хороший колледж с углубленным изучением языка. Со старой жизнью пришлось распрощаться. Меня перекрасили в блондинку, сделав почти неузнаваемой, сменили имя, документы… пытались и машину сменить, но я уперлась.

— Тогда вы сделали ее с Кириллом? — тихо спросил Богдан, заправляя прядь волос за мое ухо. Я просто кивнула, роняя слезы. Думать о том, что случилось, было невыносимо больно…

Как и том, что помимо моего малыша, в этой глупой аварии скорее всего погиб человек. Спрашивать об этом я просто боялась. Я ведь даже не помнила сейчас, что потом случилось. Помню саму аварию, взрыв и непрекращающаяся истерику. А потом сознание в какой-то момент померкло.

— Да, — с трудом взяв себя в руки, я всхлипнула в последний раз, чувствуя, как меня аккуратно укачивают в кольце теплых рук. — Кир редко появлялся. Но каждый раз напоминал мне, чтобы я ничего не подписывала, чтобы отец не попросил. Надо было тогда серьезнее отнестись к его предупреждениям, но… Я была счастлива почти до безумства. Колледж, Эрик, постоянные поездки в Корею, а еще дом, заботливый родитель, Кирилл и любимая машина. Четыре года пролетели незаметно. Когда Кира не было, отец часто поднимал тему моего будущего замужества, но неизменно был посылаем далеко и надолго. Я ведь ему прямо сказала, что меня интересует только диплом и работа заграницей, а он посмеялся в ответ и сказал, что одно другому не мешает. Я сначала не понимала, о чем речь — я не влезала никогда в его дела, да он и не требовал. А потом он объяснял. Так постепенно, потихоньку, помаленьку он меня уговорил. Незаметно надавил на то, что колледж-то он мне оплатил, могу и я в ответ ему помочь немного. А я не люблю быть у кого-то в должниках… Вот и подписала согласие на помолвку в день выпускного. Отец клятвенно заверял, что от меня ничего не требуется. Диплом свой я получила, направление на работу дали — могу спокойно ехать, а возвращаться пару раз в год на какое-нибудь архиважное событие, помахать всем ручкой, улыбнуться типа мужу и возвращаться обратно. Меня все устраивало и, если честно, было глубоко пофиг, с кем он пытается меня свести. Нет, я бы, наверное, потом поинтересовалась его именем, но в тот момент, когда впопыхах ставила закорючку на бумаге, пристроив ее прямо на коленке, меня больше волновал вопрос, куда делись мои туфли и почему до сих пор не приехал Эрик. Глупо, да?

— Анют, — блондин крепко-крепко прижал меня к себе и вздохнул. — Это не твоя вина. Воронцов хороший психолог, в бизнесе без этого никак. Надо знать, на что на что давить, чтобы договор был подписан на выгодных для тебя условиях. Твой… отец надавил на твои самые уязвимые места: обостренное чувство долга и нежелание верить в то, что твой собственный родитель может делать тебе зла.

— И все равно это было глупо, — тихо отозвалась, положив свои ладони поверх его. И, с трудом сглотнув, произнесла. — Да только все это я поняла уже после. Через три дня после выпускного, когда выбежала на улицу встречать вернувшегося Кирилла. Я успела только с разбега повиснуть на его шее и улыбнуться… А потом почувствовала сильный удар в спину, страшную боль и все. Очнулась уже в больнице.

Руки тряслись так, что удержать их уже никак не получалось. Да меня самому трясло настолько, что Богдан развернул меня, крепко прижимая к себе. Да только и это уже не помогало. Вспоминать обо всем этом всегда было страшно. Жутко. Фактически невыносимо.

— Когда я очнулась, я не понимала, что происходит, — голос дрожал, глаза застилали слезы, но я все равно упорно продолжала говорить, отчаянно надеясь, что если выскажусь мне станет наконец-то легче. — Было невыносимо больно, но при осознании того, что случилось, становилось еще больнее. Стреляли в сердце и, если бы не моя патология… Я бы не выжила, Дан. Я бы просто не выжила…

Я чувствовала, как замер Богдан, как каменело его тело. Он ведь не знал об этом. Слышал о покушении, но о подробностях вряд ли даже догадывался. И я даже не знала, кому сейчас было хуже: мне вспоминать все это… или слышать ему.

Я не знаю, сколько мы так просидели. Молча, в тишине кабинета, за окнами которого стояла кромешная темнота. Каждый из нас пытался осознать, принять эту информацию, и только потому, что мы были рядом, это удавалось невыразимо легче…

— Когда объявился отец, он пытался отговориться тем, что пытались убить Кира, но попали в меня, — я снова заговорила первой, обнимая себя за плечи и прижимаясь к Богдану, как маленький потерянный ребенок. — Да только на сей раз Кирилл лапшу вешать на уши не дал. Они тогда переругались прямо в палате, а я… я лежала под капельницей, смотрела на них и понимала только одно. Что я хочу уехать. Далеко и надолго. Просто бросить все и уехать подальше, забыв и отца, и его мир, его деньги, связи и этот гребаный договор из-за которого чуть не лишилась жизни. И, как объяснил злой Кир, могу лишиться еще раз, ибо согласие не помолвку это только начало. Отец настаивал спрятать меня в Америке… Но Кирилл, видя мое состояние, послал его к черту.