Светлана Тимина - Орхидея на лезвии катаны (СИ)

Мы обменялись рукопожатиями на прощание. Я больше не злилась на этого человека, при всем при том он оставался лучшим юристом в городе, к тому же его преданность Алексу, пусть даже она сыграла против меня, являлась очень ценным качеством. Скорее всего, мы продолжим наше сотрудничество, когда я вернусь.

Я набрала Владу, которой еще утром дала задание узнать расписание рейсов в Филадельфию. Прямой рейс из Харькова был в 22:47, перелет занимал примерно девять часов. Ранним утром я уже буду в аэропорту PHL International. Разница во времени – минус семь часов. С визой у меня все было в полном порядке, жена вице-консула все еще пользовалась определенными привилегиями.

Сейчас, когда я была на пути к долгожданной свободе, накатила непонятная обреченная усталость. Часть меня хотела запеть в голос «Я свободен!», а вторая часть не желала даже шевелиться. Моя жизнь согнула меня и практически поставила на колени, а я забыла о том, что имею и всегда имела право дышать полной грудью и ничего не бояться. Я проводила долгим взглядом удаляющуюся фигуру Евгения Наумовича и спустилась вниз по широким гранитным ступеням, направляясь к широкой скамье под сенью высоких сосен. Теплый ветерок играл моими волосами, подолом платья и отчасти сдувал отголоски тяжелых мыслей. Я опустилась на скамью и непроизвольно сжала шею, стремясь прогнать спазм непрошенных слез.

Месяцы ада позади. Впереди свобода. Там не будет чужой одержимости и вечного противостояния. Несмотря на это, мне захотелось расплакаться. Может, я уже привыкла к своим страданиям настолько, что боялась их потерять, а может, просто еще до конца не верила в то, что практически вырвалась из этого кошмара. Или, что вполне вероятно, раньше я мобилизовала все силы, чтобы не плакать, а сражаться, а сейчас необходимость в этом отпала.

Скрип качели, шум ветра в кронах высоких сосен, слабый шум проезжающих мимо машин слились в мелодию моего освобождения. Несколько слезинок скатились по щекам, упав мне на руки.

- Вам плохо?

Сперва я подумала, что брежу – детский голосок, полный искреннего беспокойства, показался неуместным рядом с замкнутым миром моей персональной боли. Я смахнула слезы, постаралась улыбнуться и подняла глаза, тотчас же встретившись со взглядом восьмилетнего мальчугана. Зеленая радужка его больших, распахнутых глаз была похожа на мою в детстве, когда они еще не набрали глубокого пигмента. Волосы были подстрижены и собраны в хвостик, как у боксера Александра Усика, на тонких запястьях каучуковые браслеты под цвет украинского флага.

- Почему вы плачете? Вы тоже болеете?

- Что? Я… - только сейчас я обратила внимание на серо-багровые круги под глазами, неестественно бледную кожу и прерывистое дыхание мальчика. Все стало на свои места, и мое сердце сжало новым спазмом боли.

- Не плачьте, прошу вас! У меня вот что есть, - на губах восьмилетнего мальчугана появилась хитрая улыбка, и он протянул мне маленький батончик «сникерс». – Возьмите. Пожалуйста! А плакать не надо, смотрите, какое солнышко сегодня ласковое!

Я непроизвольно сжала ручку малыша. Слезы все еще текли по моим щекам. И я постаралась успокоиться, понимая, что могу напугать его своими рыданиями.

- Меня зовут Назар, а вас? – новый друг забрался на скамью и сел рядом, продолжая улыбаться согревающей улыбкой ребенка, который, несмотря на страшный диагноз, не утратил способности радоваться обычным вещам: свету весеннего солнышка, ласковому ветерку и ощущению полета – это его я видела на качелях.

- Юля, - я непроизвольно сжала конфету, удержав в своей ладони маленькую холодную ручонку.

- Юля, а вы к кому-то приехали?

- Да, к директору. А ты?

- А я с мамой, она хочет договориться, чтобы мне поскорее сделали какую-то операцию, сказала, что я полечу в Германию. Она там, - Назар мотнул головой в сторону здания. – А почему вы плакали? Вас кто-то обидел?

- Нет, мое солнышко. - Я окончательно смахнула слезы, достав платочек из клатча, перехватив ключи от машины. – Все хорошо. А ты очень похож на боксера, знаешь об этом?

- Да. Усик богатырь! – обрадовался Назар. – Юля, съешьте конфету. Она волшебная. Вы перестанете плакать. – Его ладошка легла на мой локоть. – Зачем, если сегодня такой прекрасный день? Не плачьте, хотите, я подержу вас за руку?

Я смахнула слезы, согласно кивая. На миг свет солнца стал ярче, трава – зеленее, весь мир, казалось, ожил под улыбкой мальчика, который сделал для меня сейчас то, что не мог никто прежде. Под улыбкой маленького человечка, который сражался со смертельным недугом, но находил счастье в привычных вещах, на которые я в своем анабиозе арктического холода больше не обращала внимания…

- Я тоже хочу тебе кое-что дать, - сказала я, перехватив его взгляд, устремленный на мою руку. Золотой брелок «лексус» как раз свисал с зажатого в моем кулачке ключа. Я отстегнула блестящую сферу, усыпанную по периметру мелкими гранатами.

- У вас «лексус»? Это очень хорошая машина! – одобрительно заметил Назар. Я покачала головой.

- Ты знаешь английский? На эту букву начинается очень много хороших слов. Leader. Love. Life.

- Лидер, любовь и жизнь, - задумчиво повторил Назар, и в его зеленых глазах зажглись искорки понимания. – А перевернутый, он означает семерку, а это очень хорошее число.

- Я хочу подарить тебе талисман, лучик солнышка. – Я вложила дорогую безделушку в кулачок завороженного парнишки. – Носи его всегда с собой, и никому не отдавай. Он даст тебе силы и осуществит все твои мечты. У тебя же есть заветная мечта?

- Да! Я хочу заниматься боксом, как Александр Усик и Кличко. И я хочу, когда вырасту, купить себе машину, как и у вас. И не болеть никогда. Хотя сейчас я, наверное, больше хочу, чтобы вы никогда не плакали!

- Я не буду, обещаю. Я сегодня съем твою конфету, а ты будешь сжимать этот талисман. И мы всегда будем на связи, как друзья. Даже через расстояния. Хочешь?

- Мама пришла, - с сожалением сказал Назар. – Очень хочу! Только не плачьте, вы такая добрая и красивая! Съешьте конфету, и вы улыбнетесь! – с этими словами моего маленького ангела сдуло со скамьи, и он побежал вприпрыжку к лоджии, где появился Герман Бойко в сопровождении высокой молодой женщины. Я с замиранием сердца следила, как Назар прыгнул к матери, показывая мой брелок. Хотела уже повернуть назад, но растерянное выражение на лице женщины изменило мои планы. Я подошла, опустив очки, чтобы посетительница не видела моих слез. Их горе было куда сильнее, и я ощутила стыд за собственные слезы.

- Мама, это Юля! – захлопал в ладоши Назар.

- Юлия Владимировна Кравицкая, главный основатель Фонда, - представил меня Герман. – А это Алена Черникова, мама этого очаровательного джентльмена.