Александр Вольф - Мгла (СИ)

Наталья пошла в тех же туфлях, в которых приехала. Зудин чувствовал, что она бы с удовольствием надела кеды, но у нее их не было, или не было приличных. Она была расстроена. Они шли и молчали.

— Наташка, да не расстраивайся, — сказал он, наконец. — Мы же свои.

— Эта уродская ваза оказалась единственным, что мы могли себе позволить, и что хоть как-то могло сгодиться как подарок. Я сказала ей: «Мама, не забудь выбросить ценник!» — она готова была заплакать.

— Да перестань. Главное, вы приехали и мы очень рады. Я очень ждал, когда вы приедете.

Он взял ее руку, и они продолжали идти так.

— Правда, ты рад? — спросила она.

— Конечно!

Ее глаза заблестели.

— Нищета унизительна, — вырвалось у нее, как рыдание.

— Нищета не вечна, жизнь наладится. Если тебе нужны деньги, скажи.

— Я хочу иметь свои, а не выпрашивать подачки.

— Что ты сделала, чтобы иметь деньги? Бросила работу. Твой дядька предлагал вам устроить вас в Москве. Вы что ему сказали? Что вы лучше будете бедными, но честными.

— Это мама ему так сказала.

— А я, думаешь, откуда взял свой Рейндж Ровер? Благодаря ему. Он подсказал, чем заниматься, помог открыть фирму, помогает и сейчас.

— Вы всегда нормально жили. Твоя мать всегда умела устроиться. А моя… как кухарка. Хочу быть как твоя. Я всегда брала с нее пример.

— Моя мать просто умеет вертеть мужчинами и пользуется этим.

— Все. Не хочу больше об этом говорить. Давай о чем-нибудь другом, — она тряхнула его руку.

— О чем?

— Ну, сделай мне еще комплимент! — Наталья попыталась рассмеяться, но ее лицо, изможденное как у узника, не засмеялось.

Они перешли дорогу, и пошли по лугу между молодыми березками. Недалеко впереди был большой пруд. На берегу сидел мужик с удочкой. Наталья подошла к молодой березке и провела по мелкой светло-зеленой листве, потом повернулась к нему и, щурясь от солнца, сказала:

— Скажи что-нибудь.

Зудин знал, что не должен это говорить, но ему очень хотелось это сказать; чувствовал, что где-то глубоко-глубоко она ждет именно этих слов.

— Я хочу тебя, — произнес он как признание.

Наталья испугалась и растаяла, утонула в запретных и потому еще более сладостных словах.

— Ты же мой брат.

— Двоюродный.

— Все равно.

— Ну и что!

Она опустила голову, стыдилась и улыбалась от удовольствия.

— Ты же тоже хочешь!

— Нам нельзя.

— Все цари и короли женились на двоюродных сестрах.

— А потом у них рождались уроды.

— Уроды от этого не рождаются. И потом, мы же не будем жениться.

— А что мы будем?

— Дадим друг другу по кусочку себя и будем счастливы. Хоть какое-то время.

— Один день?

— Зависит от нас. Но даже если день, пусть он будет.

Ее податливость возбудила его еще сильней, кровь застучала в висках. Наталья сдалась; он видел, что она ждет, каким будет его первый шаг.

— Как бы ты хотела?

— Прямо сейчас?

Они стояли в нескольких шагах друг от друга. Их тела были напряжены, только казались расслабленными. Ее ожидание было требовательным. Зудин раскрыл ее как раковину, и теперь нельзя было останавливаться, чтобы она не захлопнулась.

— Да.

— Нет!

Но ее горящие глаза говорили об обратном. Наталья смотрела на него, будто тянула к себе взглядом.

— Ты не представляешь, как я тебя хочу, — прошептал он.

— Знаю.

— Не знаешь, ты не мужчина.

— Женщины знают мужчин, а мужчины женщин — нет.

Он расстегнул молнию и вытащил член.

— Ого, — улыбнулась она. — Это и есть мой подарок?

— Прости… Ты заставила меня обо всем забыть.

Наталья посмотрела по сторонам, на мужика с удочкой, который сидел к ним боком.

— Тебя не смущает, что мы здесь не одни?

— Нет.

Она подошла, еще раз посмотрела по сторонам, и взяла его рукой. Член дрогнул, почувствовав ее пальцы, стал твердым и побагровел, возбуждение было очень сильным. Зудин смотрел в ее коричневое лицо, красивые глаза, в которых больше не осталось ни стыда, ни неловкости, и неестественно большие, будто надутые губы. Наталья поболтала его набухшим членом.

— Красавец. Точная твоя копия, — и засмеялась.

Когда они вернулись домой, он с порога бросил:

— Нам надо ненадолго уехать.

— Ромаша, ты же выпил! — испугалась Лариса Федоровна.

— Я вызвал такси.

Они поехали в Дмитров в торговый центр Дмитровский, и Зудин платил за все, что она выбирала. Наталья забавляла его. Даже если бы она выиграла миллион евро, она не выглядела бы такой счастливой. Она бросалась на ровные ряды вешалок, как на врага, и сражалась с ними, перебирая нетерпеливыми пальцами. Она спешила, словно боялась, что он передумает.

Зудин наблюдал за ней с улыбкой, даже порекомендовал пару вещей. Наталья набирала ворох тряпок и устремлялась в примерочную. Он чуть отдергивал штору и смотрел. Она раздевалась до белья и не замечала, что ее пересушенный зад разочаровывает его. В эту минуту ей было не до него. А он продолжал свои наблюдения, выискивая на ее остове съедобные кусочки. Зудин решил, что недостаток мяса можно компенсировать с ее стороны отсутствием комплексов и тормозов.

Когда после примерки Наталья хотела надеть свою старую одежду, он сказал:

— Надень джинсы и толстовку, а это сложи в пакет. Оно больше не понадобится тебе.

— Да, ты прав. Спасибо, — она посмотрела на него с благодарностью.

Из летней коллекции она нашла все, о чем мечтала. Вообще не было только одной вещи — лифчика с узким объемом груди и большими чашками. Они обошли все бутики белья. Зудин устал таскаться за ней с пакетами.

Наталья протрезвела.

— Рома, милый, прости! Ты столько для меня сделал!.. — она обняла его и заплакала. — Я жадная сука…

— Все нормально, не беспокойся, — он поставил пакеты и впервые дотронулся до нее как брат, погладил по волосам.

Зудин потратил довольно много, но чувства родственной жалости и предвкушения подогревали его. И потом, ведь это был не только подарок, но и аванс.

Когда они вернулись, сестры по-прежнему сидели за столом. Наверное, все это время они предавались воспоминаниям. Их взрослые дети прошли на второй этаж с ворохом пакетов.

— Ого! — воскликнула Лариса Федоровна.

Надежда Федоровна ничего не сказала.

— Наташ, а ну-ка иди, покажись! — крикнула Лариса Федоровна.

— Сейчас!

Зудин распалился, ожидая ее безотлагательной благодарности. Бросил пакеты на пол. Наталья еще не перевела дух, только села на диван, а он уже расстегивал джинсы, стоя перед ней.

— Ты с ума сошел! — воскликнула она.

Он знал, что она не откажет, и от этого хотел еще сильней. Кровь бросилась ей в лицо. Снизу доносились голоса матерей.

— Не сейчас же! — ее отчаяние было уже не следствием страха, а следствием борьбы страха с желанием.