Александр Вольф - Мгла (СИ)

Он увидел женщину в темном приталенном пальто с широкими отворотами, она показалась ему знакомой. У ее ног лежали коробки и пакеты.

Он видел ее раньше. Она была немолода, но притягивала внимание. На вид ей было около пятидесяти, это была еще красивая, немного располневшая женщина. Каждый раз, когда он встречал ее, она была в длинной, темной, закрытой до запястий и щиколоток одежде. Закрытая и облегающая, она в то же время выпячивала ее породистую фактуру. При любом движении, женственном и непринужденном, оно как дрожжевое тесто ползло наружу в распоротый шов. В ее красивом, смягченном увяданием лице была загадка, точнее даже противоречие.

Каждый раз, когда он ее видел, подойти ему мешало выражение неотложной заботы, которое присутствовало в ее лице. Ему очень хотелось сблизиться с ней, такой земной и плодородной, собрать ее перезрелый урожай, оставленный кем-то, как полоса тяжелой пшеницы, несжатая в свое время.

Он прижался к бровке и включил аварийку.

— Добрый вечер! — сказал он, выйдя из машины. — Мы незнакомы, но я видел вас. Неоднократно…

Она направила на него прищуренный взгляд. Он стал перед ней, демонстрируя своим видом открытость и добрые намерения.

— Вы ждете машину?

— Своего водителя. Только он долго едет. И телефон не отвечает. — Ее голос был низким с хрипотцой. Она глянула на длинную череду автомобилей и снова посмотрела на него. — Не знаете, пробка далеко начинается?

— Начинается-то недалеко, да почти не двигается.

Он обернулся, посмотрел, как недовольные водители огибают его Рейндж Ровер, потом снова — на нее, их глаза встретились.

— Может, я помогу вам?

— Что поможете, отвезти?

— Да.

— Серьезно? — удивилась она.

— Вам куда ехать?

— На Щелковскую.

— А мне на Подбелку! — сходу придумал он.

— Думаю, не стоит. Мой водитель уже, наверное, близко.

— А может, далеко, он же не отвечает.

— Спасибо, но все-таки не стоит.

— Я доставлю вас не хуже вашего водителя, — сказал он и наклонился, чтобы взять коробку.

— Нет, нет, не нужно!.. Я вас не знаю…

Ее сопротивление было неискренним. Он поставил коробки и пакеты в багажник Рейндж Ровера.

— Все-таки как-то…. - она была немного растеряна.

— Ну что вы. Пустяки. Отправьте своему водителю смску, чтобы ехал домой… — и открыл перед ней дверь. — Прошу вас.

Она протиснулась в салон, обдав его ароматом дорогих духов. Он едва не взял ее за локоть. Ее недлинные с проседью волосы были схвачены на затылке широкой заколкой. Она опустилась на сиденье, и, придерживая полы пальто, перенесла в салон ногу в изящном черном сапоге, потом другую. Этим движением она растянула подол трикотажного платья или юбки, надетой под пальто. Зудину это показалось очень соблазнительным. Он закрыл дверь и сел в машину.

Она стянула с руки перчатку, привычным движением поправила на шее платок, достала из сумки зеркальце и посмотрелась в него. У нее были умные темные глаза, большой рот с подвижными уголками, чувственные губы, слегка тронутые розовой помадой. Она убрала зеркальце, закрыла на сумке «молнию», сняла другую перчатку и положила руки на сумку. Потом, вспомнив, ощупью нашла ремень безопасности.

— Я помогу.

Он повернулся, чтобы взять ремень. Рука у нее была горячая. Ему показалось, что она не убрала, а отдернула ее. Ее лицо было совсем близко. Она прижалась к подголовнику и, казалось, перестала дышать. Глаза, окруженные сетью морщинок, заметались, словно пойманные в силки, ушли в сторону, спрятались под дрожащими веками. Ремень лег на ее грудь, как косая ложбина меж холмов. Замок щелкнул, Зудин откинулся в кресле. Вздох поднял ее грудь, словно она не дышала, пока он был рядом с ее лицом. Колени двинулись под пальто.

Он почувствовал, как по венам пошла бродить кровь. Он посмотрел в зеркало и мягко тронулся. Напряженность растворилась в музыке, огнях, белых лентах дороги. Как она кончает? — подумал он, глянув на нее. — Как другие в ее возрасте, зажмуривается и орет, как будто ее режут тупым ножом?

— Вы здесь работаете или живете? — спросил он.

— Работаю. Вон в том здании.

— А что там?..

— Салон красоты. Я там хозяйка. А вы?

— Возле метро строится торговый центр. У меня там подряд.

— У вас своя фирма?

— Да.

— Строительная?

— Климатическая.

— Это как?

— Вентиляционное оборудование.

— И вы — хозяин?

— Да, — улыбнулся он.

Они свернули на Свободный проспект в сторону шоссе Энтузиастов. Пошел дождь, мелкими каплями просеиваясь на стекло. Зудин включил дворники.

— Я вас видел раньше.

— Где?

— Здесь, в Новогиреево. Причем, не раз.

— Мне кажется, я тоже вас видела.

— Меня зовут Роман.

— Меня — Нина.

Ее подбородок утонул в темных складках шелкового платка. Ремень был несколько туговат, она просунула под него большой палец и оттянула под грудь.

Дорога стала свободнее.

— Можете сделать вентиляцию в квартире? — спросила она.

— Вообще-то бытовая вентиляция не наш уровень, мы работаем с большими площадями, но, конечно, я могу прислать мастера.

— Какой кондиционер самый лучший?

— Хороших достаточно много, впрочем, как и плохих.

— Сколько стоит хороший кондиционер?

— Не знаю. Повторяю, мы работаем с промышленным оборудованием.

— А какой фирмы?

— Знаете, вообще-то я слабо разбираюсь во всем этом, — усмехнулся он.

Она посмотрела на него.

— Вы же сказали, что у вас своя фирма.

— Я договариваюсь и считаю деньги. Мое дело — бизнес, а вентиляцией занимаются подчиненные. Я пришлю толкового человека, он все сделает.

Он повернулся, и глаза их встретились. Возраст делал ее взгляд мягче. Она не сразу отвела глаза. Она ослабила на шее узел платка, коротким движением расстегнула две верхние пуговицы и вздохнула.

— Я хочу кое-что вам сказать…

Тихо, словно она ждала этого начала, она то ли согласилась, то ли спросила, глядя в окно:

— Да.

— Знаете, бывает, видишь кого-нибудь часто, может даже каждый день. Потом сталкиваешься с ним нос к носу и — как будто в первый раз. А все предыдущие разы ты не замечал его, как урну возле подъезда… А другого человека стоит увидеть лишь однажды, и он остается в памяти.

Проехав шоссе Энтузиастов, они вновь оказались в пробке.

— Как-то я видел вас на площади перед Перовским универмагом. Вы куда-то быстро шли, и вдруг остановились и обернулись. Вы смотрели назад и вверх, может быть на часы, не знаю. Ваше лицо было напряженным. Напряжение было во всей вашей фигуре, скрученной как пружина. Вы мне так и запомнились: напряженное лицо, передавленная талия, схваченная складками тесного платья. Лето, жара, а вы во всем темном и застегнуты на каждую пуговицу.

— Ну и чего в этом такого запоминающегося?