Анна Премоли - Прошу, позволь тебя ненавидеть (ЛП)

— Хорошо, что ты там была, — шепчет Лаура.

— Есть еще кое-что, что я вам не сказала, — признаюсь. — Под нашим домом припаркован Порше.

— Что? — спрашивает ошеломленно.

— Кретину было так плохо, что вернувшись с войны, мне пришлось еще и машину вести прямо до Лондона.

— И он тебе это разрешил?

Ухмыляюсь с ноткой удовольствия.

— Не то, чтобы у него был выбор, он не мог даже на ногах стоять. Я бы сказала, что ему было слишком плохо для дискуссий и жалоб. Эта было почти приятная поездка, очень тихая, по крайней мере. Не учитывая стонов страдания.

— Бедный Йен... — говорит с сочувствием Лаура.

— Капец как бедный! Кретин! Пить до такого состояния... надеюсь, что ему очень плохо! — злюсь, повышая тон. И вправду, Йен должен совершить почти что чудо, чтобы я его простила за этот катастрофический уикенд.

— По крайней мере, мне ты можешь сказать, каковы его поцелуи? — спрашивает с мечтающим выражением лица, возвращаясь к единственному вопросу, который ее действительно интересует.

— Лаура Даррел! Сейчас же прекрати задавать подобные вопросы! — мой тон упрека достаточно резкий, но я не могу позволить моим подругам представить то, чего нет на самом деле.

— Что нельзя спрашивать? — внезапно спрашивает голос Веры на входе.

— Она ничего не хочет рассказывать о поцелуях! — жалуется Лаура с милым не довольствием.

— Уже во множественном? — хитренько улыбается Вера. — Дорогая, ты знаешь правила! Все о поцелуях.

Это наша привычка подробно анализировать первые поцелуи друг друга. Мы все убеждены, что с первых поцелуев можно узнать об исходе отношений. По правде говоря, я никогда не должна была встречаться с Чарльзом после первого свидания: слишком много слюны и слишком много языка.

— Это не считается, я не встречаюсь с Йеном! — уточняю, пытаясь убедить их. — Это поцелуи для игры! Они не считаются!

— Не важно, они все равно входят в статистику, — на полном серьезе говорит мне Вера.

— Вы дотошные! — жалуюсь, но сдаюсь. — Ладно, скажем так: несмотря на то, что они не настоящие, это были довольно неплохие поцелуи, — признаю краснея.

Лаура начинает смеяться.

— Неплохие? Да конечно, ты краснючая только от одного упоминания о них!

— Продолжительность? — спрашивает официальным тоном Вера.

— Общая длительность поцелуев? Четверть часа наверно...

И на этих словах они с удивлением застывают, раскрыв рот. Возможно, мне не следовало говорить это. Окей, мне определенно не следовало признаваться в этом.

— Еще так получилось, что мы держались за руки, — признаюсь сквозь зубы и прижимая подушку к груди.

— Думаю, что действительно хорошо целуется... я имею в виду, чтобы так долго оставаться приклеенной к нему... — иронично комментирует Вера.

— Мне, правда, надо отвечать? — спрашиваю смирившись.

Они смотрят на меня как два коршуна.

— Хорошо, он целуется очень, очень, очень хорошо! Довольны? — спрашиваю недовольная. И так понятно, что он хорошо целуется, не было никакой необходимости это подтверждать: должно быть, он весь Лондон перецеловал, тренировок у него было вполне достаточно.

— Кто-то должен был заставить тебя признать это, — отвечает Лаура. — Правда прежде всего.

— Если вы две закончили меня анализировать, я бы с удовольствием пошла в душ, — бормочу, с трудом поднимаясь с дивана. Мои золотые ягодицы болят еще больше, и мое покидание сцены вышло не совсем достойным.

— А сейчас, чего она хромает? — спрашивает Вера у Лауры.

— Она упала с лошади, пытаясь спасти фазана, — слышу, как та ей отвечает.

И в этот момент они раздаются звонким смехом. Если бы мне не было так плохо, я бы вернулась обратно, чтобы их убить.

ГЛАВА 18

Я начинаю почти ненавидеть утро понедельника. Практически также как и выходные, особенно учитывая спектакли, в которых мне пришлось участвовать. Но среди всего самое худшее это: после того, как я проспала почти всю ночь как сурок, счастливая из-за окончательного возвращения моего личного пространства и отсутствия необходимости делить с кем-либо комнату, я проснулась до такой степени утомлённой, что мне понадобилось полчаса, чтобы встать с кровати. Мои мышцы вопили о мщении после вчерашней прогулки верхом, а моя попа стала практически фиолетовой из-за падения. Признаю, я не смогла бы быть ещё более потрёпанной.

Каждый шаг причиняет мне боль, а попытка сесть в метро стала огромной ошибкой: на данный момент мою заднюю часть не может подпереть ни один стул.

Итак, я приезжаю в офис с опозданием почти на 40 минут, если учитывать мой обычный график прихода на работу.

— Доброе утро! — весело приветствует меня Колин, как только я выхожу из лифта. Это не лучший день для того, чтобы быть счастливым передо мной.

— Я действительно рада, что хоть для кого-то этот день хороший, — жалуюсь я, заметно прихрамывая.

Улыбка на лице Колина тут же гаснет.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спрашивает он, протягивая мне руку, чтобы провести к моему офису.

— Я могла бы сказать «да», но зачем лгать? — подтверждаю с болью в голосе, принимая его помощь. Если бы он предложил мне костыль, я бы его взяла.

Не успели мы войти, как Колин быстро закрыл дверь и задержал меня рукой.

— Что, чёрт возьми, с тобой случилось на этих выходных? — спрашивает он обеспокоенно.

— Ничего, просто упала с лошади, — отвечаю ему спокойно.

Лицо Колина мрачнеет.

— Йен меня не сталкивал, если это то, о чём ты думаешь, — видимо, мне следует заверить его в этом. Мне показалось, что его мысли шли как раз в этом направлении.

Ободрённый, он собрался уйти.

— Слава Богу…

Но потом кое о чём вспомнил.

— А почему Йен до сих пор не приехал? — спрашивает.

— Мне по чем знать?… Я ему не нянька! — кричу. — Ему я это уже сказала, но вижу, что надо повторить и тебе: мне не так много платят для того, чтобы выполнять и эту работу! — хочу, чтобы он уяснил.

Возможно, Йен тоже не чувствует себя словно распустившийся цветок, учитывая его вчерашнее состояние. Но речь идёт о конфиденциальной информации, которую у меня нет ни малейшего желания разглашать.

В нерешительности я подхожу к письменному столу: садиться или не садиться? Да, это та ещё дилемма.

Выражение лица Колина было до такой степени забавное, что я почти рассмеялась, несмотря на сильную боль. Судя по всему, его беспокойство за Йена искреннее.

— Я не убивала его! Клянусь! Рано или поздно он станет живым, пусть и с зеленоватым лицом, но живым. По крайней мере, таким он был вчера, когда я выходила из его дома.

— Ты отравила его? — спрашивает он серьёзно.

Взрываюсь от хохота. Мой начальник на самом деле думает, что я какая-нибудь психопатка?

— Клянусь, я этого не делала! — говорю ему смеясь.