Моника Джеймс - Почти нормальная жизнь (ЛП)

Они сговорились. Я буду работать на Большого Фила всякий раз, когда ему понадобится передать наркотики – никто ведь не обратит внимания на восьмилетнюю девочку с розовым рюкзачком, которая, конечно, просто торопится утром в школу. Кому придет в голову, что в ее ранце полно наркоты.

Большой Фил набивал мой рюкзак самыми разными наркотиками, которые я продавала за деньги, не задавая вопросов. Взамен он снабжал отца дешевой наркотой, и чем дешевле она была, тем сильнее становилась зависимость. В итоге я стала работать на Большого Фила каждый день.

Став старше, я разобралась в том, что происходит, но каждый раз, когда отец умолял меня помочь ему, клянясь, что это в последний раз, я превращалась все в ту же испуганную восьмилетнюю девочку.

«Последний раз» никогда не был последним. Вот почему все закончилось так, как закончилось.

Не знаю, нашел ли уже кто-нибудь его тело – у него не было ни друзей, ни семьи. Нас было двое. Большой Фил должен был зайти, но что, если он этого не сделал? Что, если тело отца все еще лежит на полу, и никто об этом не знает? От этих мыслей у меня стынет кровь.

Почему я застрелила отца?

Я покончила с его жалкой жизнью, потому что он этого заслуживал. Я убила его, потому что устала торговать наркотой.

Я ненавижу себя за то, что испортила столько жизней, но, в конце концов, у тех людей был выбор. Они сами решали накачивать себя до невменяемости, они могли остановиться, если бы захотели. Их никто не заставлял и не приставлял к виску пистолет.

А мне приставляли. В буквальном смысле.

В тот день, когда отец направил на меня пушку, угрожая застрелить, если я не пойду работать на Фила, чтобы расплатиться с его долгами, я решила, что с меня хватит.

Как я уже говорила, либо он, либо я.

Жаль, что я не сделала этого раньше.

Глава 4

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

– Вот чёрт! – ору я при виде жука размером с ребёночка, выползающего из девятого номера.

Хэнку пора тратиться на службу борьбы с насекомыми, и срочно!

Я отскакиваю в сторону, и ленивая тварюга ползёт себе дальше, не подозревая, что я от страха чуть не отправилась на тот свет.

Вот уже третий номер, в котором я убираю, и из которого выползает очередной герой фильма «Арахнофобия» , готовый на меня напасть.

Как глупо. Казалось бы, после всего, что я видела в жизни, как меня может пугать какой-то несчастный жучок и, всё-таки, я боюсь их до ужаса. Конечно, у этого страха есть причина, и искать её нужно в моём кошмарном детстве.

Ещё один мой страх – чирлидеры. Вы, наверно, думаете, какой же это страх, просто они меня бесят. Нет, серьёзно, они, что и в обычной жизни такие – ура-ура-ура и помпоны-вырви-глаз?

Знаю, я не самый общительный человек, но я смирилась. Мне нравится быть одиночкой. Как бы то ни было, надолго я здесь не задержусь, так что вряд ли мне тут встретится кто-то, кто изменит мои взгляды.

Оглядываясь назад, говорю сразу – зря я так думала. Вскоре все мои взгляды полетят вверх тормашками.

* * *

– А ты отлично справляешься, Пейдж, – с улыбкой констатирует Хэнк, оглядывая двенадцатый номер.

Он точь-в-точь идеальный дедушка: в серых брюках с синими подтяжками, свободной белой рубашке, заляпанной кофе и, кажется, желе.

– Спасибо, – отзываюсь я, вытираю руки о белый фартук и переставляю чистящие средства на тележке.

– Чем думаешь, сегодня заниматься? – интересуется он, когда мы возвращаемся по аллее в офис.

Я пожимаю плечами, об этом я ещё не думала. После ночного кошмара мне хотелось ещё подремать. Больше планов не было.

– Да брось. После всей работы самое время идти гулять и разведывать окрестности.

Поднимая бровь и поджимая губы, я уже собираюсь отвечать, что дольше, чем на месяц, я здесь не задержусь, но он лишь усмехается, угадывая мои мысли.

– Знаю, знаю, ты скоро отсюда побежишь. Но ты ещё совсем девчонка, иди и веселись.

Веселиться? Как можно «веселиться» в местечке вроде Южного Бостона? В брошюрке, которую я обнаруживаю в своей прикроватной тумбочке, говорится, что численность населения городка с горем пополам переваливает восемь тысяч сто человек. Представляю, сколько тут «веселья».

– Я дороги не знаю, заблужусь ещё, – говорю я, подходя к офису.

Дедушка открывает ключом дверь, и я захожу первой, желая лишь затолкать тележку в чулан и убираться подальше, пока он ещё что-нибудь не придумает.

– Вот что я тебе говорю. Я сегодня могу обходиться без грузовика. Не хочешь выгулять мою старушку? Сосед поставил в неё Джи-Пи или как там у вас называется, а я понятия не имею, как ей пользоваться. Слишком сложно для моих старых мозгов, – говорит он, шаря ладонью под прилавком и протягивая мне связку ключей со старым брелоком.

Я смотрю на ключи так, как будто они упали с неба. Он что, правда, одалживает мне грузовик? Я шокирована как никогда в жизни.

– Я же... не могу вот так просто брать ваш грузовик, – мотаю я головой.

Дедушка тепло смеётся.

– Не брать, а одалживать на время. Большая разница. Давай, бери, – улыбается он, подталкивая ключи ко мне.

Я не знаю, как себя вести. Человек делает для меня что-то хорошее и ничего не требует взамен.

Видя мою нерешительность, дедушка берёт меня за руку и кладёт ключи прямо в мою вспотевшую ладонь. Он похлопывает меня по руке и если раньше я бы дёрнулась или отпрянула, в этот раз, в порыве благодарности, я машинально сжимаю его ладонь в ответ.

– Спасибо... Мне... спасибо, – бормочу я, глядя в его серые глаза.

Дедушка машет рукой, мол, ничего, ерунда, не подозревая, как глубоко трогает меня его доброта.

* * *

Стою в ванной и разглядываю себя в зеркало, в первый раз с тех пор, как я приехала сюда, я обнаруживаю, что на худющем лице глаза кажутся слишком большими, вдобавок, под ними заметные мешки. Хотя цвет глаз всё такой же яркий и насыщенный, они выглядят уставшими. Я добавляю чёрной подводки на веки и надеюсь скрыть усталость, но, увы, ничего не помогает.

Мне не хочется выходить к людям в таком виде, и я трачу время на то, чтобы нанести жемчужный блеск на кожу вокруг глаз. В сочетании с тёмной подводкой смотрится неплохо. По крайней мере, я уже не кажусь такой болезненно-бледной.

Я тщательно расчесываю волосы, и теперь по моей спине струятся волнистые локоны. Но, приглядываясь к вишневым прядям, я понимаю, что пора снова покупать краску – цвет уже не такой яркий, ещё немного, и волосы будут выглядеть безвкусно.

Я вдеваю в ноздрю маленькое серебряное колечко, так я со своим вздёрнутым носом кажусь заносчивее, и мне это нравится.

Во время утренней уборки я нахожу, в одной из комнат, абсолютно новый мерцающий блеск для губ. Я наношу его на пухлые губы и благодаря его яркому цвету, щёки кажутся чуть менее бесцветными. Впрочем, мне прекрасно известно, что мою призрачную бледность не скрывает ни один макияж.