Елена Ларина - Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Значит, не приснилось…

Осторожно, стараясь не разбудить, я выбралась из-под обнимавшей меня руки, села рядом и склонилась над безмятежным, смягченным лицом со слегка приоткрытыми губами. Господи!.. Память охотно отозвалась: «Спящий мужчина — зрелище, над которым плачут ангелы». До сих пор, не находя этому подтверждения, я не относила себя к ангелам. Что в целом не удивительно. Но сейчас, когда лицо моего Бродяги утратило все свои маски, доспехи и прочую бутафорию… Разглядывая беззащитного, не готового к моему любопытному вниманию Снегова, я с ликованием убеждалась: нравится! Мне не требуется прилагать ни малейших усилий к тому, чтобы принять его, что называется, во плоти. Более того: пожалуй, я в восторге от того, что он во плоти. Он кажется мне не идеальным, но единственно правильным, единственно возможным здесь и сейчас. Одновременно я знала наверняка, что не смогу сказать ему об этом. И с неожиданным беспокойством думала о том, что он видит во мне и думает обо мне.

Странно. Ночью у меня этого и в мыслях не было. Впрочем, ночью у меня и мыслей-то особенно не было.

Он открыл один глаз, потом другой.

— Не пора ли нам наконец познакомиться, Рюрик Вениаминович? Повод у нас вроде бы уже есть? — Поразительно, насколько ласково может прозвучать хамский, в сущности, вопрос. Не ожидала от себя.

Нечего сказать, интересно начался день у моего чудесного гостя…

— Здравствуй… — Он привлек меня к себе и поцеловал, видимо, желая дать еще один веский повод для знакомства. Меня такое развитие событий более чем устроило.

Дальнейшее запомнилось мне словно бы вспышками. Помню, что в разговоре порой возникали перерывы, почему-то совершенно не мешающие его плавному течению. С трудом отрываясь друг от друга и отвлекаясь на технические нужды (в основном на чаепития различной протяженности), мы вновь возвращались к отставленной ненадолго теме.

— Так вот, о знакомстве. Ну и когда же ты догадался?

— Первый раз меня тряхнуло на пикнике — помнишь…

— Да уж, «пикничок» получился что надо!

— Угу. Так вот, когда я спросил, кто ты, а ты ответила: «Туу-тикки».

— Видел бы ты в тот момент свои глаза!

Снегов усмехнулся:

— Но ты-то видела! И что? Чем это мне помогло?

— Да ведь я не то что подумать, а даже… во сне увидеть и то не могла! — горячо возмутилась я.

— Так, а вот этого не надо. Разбором твоих кошмаров мы уже занимались.

— Хорошо. А глаза… Мало ли у кого какие глаза! Люди вообще иногда очень странно реагируют на самые обычные вещи. Ты мне зубы-то не заговаривай. Что, услышал «Туу-тикки» — и сразу догадался?

— Нет, конечно! Даже нельзя сказать, что заподозрил. Но… мелькнула безумная мысль. Я был почти уверен, что выдаю желаемое за действительное — моя жизнь все более становится богата на совпадения, но не до такой же степени! И все-таки время от времени я возвращался к этой фантазии, бережно взлелеивал ее, пока она не стала надеждой…

— А потом… Помнишь, мы говорили о погоде, ты пожаловалась на жару и на головную боль, а я посоветовал тебе выпить чаю. Очень крепкого, очень сладкого. Ты ответила, что этим и займешься. — Мы улыбнулись друг другу, как заговорщики, и приподняли в салюте чашки. — После чего включился селектор, и ты попросила Мишу приготовить тебе чаю. Крепкого и с тремя ложками сахара. Угадай, где я был в этот момент?

— У меня за спиной?

— Да, в своем кабинете. Долго я там, конечно, не усидел.

— Как же, помню. Ворвался без стука, я едва экран погасить успела, понес какую-то околесицу. Гадостей наговорил.

Он вскинул брови:

— Каких это гадостей я наговорил?

— Сказал, что я плохо выгляжу! — склочно уличила я. — Тебя, между прочим, кто спрашивал?

— Да-а… Ты себя в тот момент не видела! Я еще мягко выразился — «бледная», ты вообще-то зеленая была! И в конце концов, должен же я был проверить свои подозрения!

— Ну и?.. Проверил?

— Почти убедился. Оставалось кро-охотное сомнение. Окончательно все разъяснилось, когда я к тебе вместо Профессора явился… Сайт у тебя был открыт во весь экран.

— Подожди, подожди… Помнишь, в Новый год ты проговорился о сказочном персонаже, с которым у тебя исключительно пустые диалоги. Боюсь спросить: уж не меня ли ты имел в виду?

Он покосился на меня с сомнением.

— Ну хочешь, я совру, что не тебя? Так ты ведь небось имя потребуешь… У тебя на этом вообще пунктик. И что это у нас голосок стал устрашающе кротким?

— Разве? Не заметила… Нет, имен, пожалуй, в самом деле достаточно. Ну, а если серьезно? Хорошо, диалоги были пустые. Внешность у меня тоже… Хм!.. — Он протестующе замотал головой, но я продолжила: — Ну а что тогда? По какому признаку ты зачислил меня в сказочные персонажи?

— Во-первых, относительно внешности ты судить не можешь — ты к себе необъективна, — начал Снегов.

— Нет уж, не надо отговорок, — перебила я. — Давайте по порядку. Когда вы меня заметили, при каких обстоятельствах и зачем? Отчитайтесь, Рюрик Вениаминович.

— Впервые я вас заметил, Людмила Прокофьевна, в марте две тысячи первого года, когда Левинскис представил мне моего нового директора. Вы что же — думаете, я мог этого не заметить?

— Рюрик!

Я истерически расхохоталась, а он продолжил:

— Я, конечно, всегда знал, что вы плохо обо мне думаете, но не до такой же степени!

Смеяться мне резко расхотелось. Я подобралась поближе, решительно отобрала и отставила его чашку, виновато заглянула в глаза.

— Тебе было очень тяжело?

Этот невероятный человек принялся гладить мою безнадежно глупую голову, словно это я нуждалась в сочувствии (может, за глупость и жалел?)

— Тяжело? Дело даже не в этом. Скорее за рассудок свой иногда начинал побаиваться. Представь: только что, в Интернете, ты была нежной и участливой, и вдруг — тут же, с разносом в несколько секунд — становишься мрачной и холодной, как… Думаешь, Снежная Королева? Да нет, как целый Каменный гость. И то и другое — по отношению ко мне. Я не меняюсь, а ты…

— Ты не меняешься?..

— Ну, снаружи, может, и меняюсь… Послушай, о чем мы говорим? У меня же на все ипостаси один физический облик. Если ты еще не заметила.

— Вовсе не один. Я только здесь и выяснила, что… У тебя, оказывается, вполне живая мимика. Да и сам ты вполне живой…

Я опрометчиво проверила собственное утверждение, прижавшись к Снегову в поисках тепла (диковато звучит, согласитесь). Тепла обнаружилось много. Разговор пришлось отложить.

Я на удивление быстро привыкла называть его Рюриком — хоть иногда и не без заминки.

— Порой у меня сбивались настройки. Когда мы на работе общались сразу и живьем, и по Интернету. Тогда я мог вдруг обратиться к тебе от лица Бродяги. К счастью, ты не слишком внимательна.