Айя Субботина - Горький шоколад

_____________________

[1] Имеется в виду орхидея Ванда

Их странную идиллию прервал осторожный стук в дверь.

— Кажется, наш завтрак прибыл, — сказал Макс.

— А я даже не умылась, — шмыгнула носом Эль.

— У тебя есть минут десять, чтобы сделать это.

— А если не успею?

— Тогда я съем все самое вкусное.

— Какой жестокий! — Габриэль показала ему язык.

Стук повторился.

— Секунду! — в сторону двери повысил голос Макс. Затем снова посмотрел на Одуванчика. — Успеешь?

— Ты же не думаешь, что я позволю тебе одному съесть всю вкуснятину.

— Именно так я и подумал. Совсем ненадолго.

Он выпустил ее из объятий.

Габриэль решительно подтянула одеяло выше и направилась в ванную. Макс проводил ее задумчивым взглядом.

«Интересно, она помнит, что после умывания ей не во что будет переодеться? Хотя… халаты, там есть халаты». Большие и пушистые. В таком Одуванчик плавно превратится в сонного взлохмаченного медвежонка. Эта мысль вызвала улыбку, что говорится, от уха до уха.

Макс принял заказ, но стол для завтрака сервировал сам — ни к чему Габриэль видеть постороннего человека в номере. Почему-то казалось, что это может смутить ее еще больше.

Она действительно почти успела, задержалась на каких-нибудь пару минут. И действительно нарядилась в большой пушистый халат.

— Там еще осталось что-нибудь вкусное? — спросила, втягивая носом воздух.

— Самая малость. Но тебе хватит.

— Я очень голодная, — предупредила Габриэль.

Макс пододвинул ей стул с высокой спинкой, помог сесть.

— Надеюсь, ты хорошо выспалась, а то вздремнуть днем не получится. Как смотришь на то, чтобы начать знакомство с Лондоном прямо с Букингемского дворца?

— А это ведь там стоят караульные в таких смешных шапках… — Эль, удерживая в пальцах творожный блинчик, показала над головой подобие высокой трубы.

— Именно, — кивнул Макс. — И каждый день, в одиннадцать тридцать, насколько мне известно происходит смена караула. Только чур не строить им смешные рожицы.

— И даже не щекотать?

Макс поморщился.

— Щекотать, думаю, можно. Но никаких рожиц. Мы же не варвары.

— Не обещаю, что сдержусь, но буду стараться изо всех сил.

— Договорились. Я знал, что ты умная девочка.

Некоторое время они ели молча.

— Не очень умная, если честно… — вдруг сказала Эль.

Макс поднял на нее взгляд.

— Что-то случилось?

— Нет… — она смотрела на него со странным выражением не то смущения, не то непонимания. — Но…

— Спокойно. Все хорошо. Я здесь. Ни о чем не беспокойся.

Она улыбнулась, и ее лицо снова залил румянец. Как недавно, когда он назвал ее Одуванчиком.

Макс поднялся, обогнул столик и опустился перед ней на одно колено. Коснулся ладонью щеки. Эль зажмурилась, прильнула к нему.

— Не пугай меня, — забеспокоился он.

— Я глупая, — снова улыбнулась Эль. — И, наверное, немного не дружу с головой. Знаю, что неправильно такое говорить… но с некоторых пор не хочу ничего скрывать и оставлять на потом. Знаешь, как будто всю жизнь до этого я просто стояла за порогом жизни, и только сейчас начинаю пробовать ее на вкус. И хочется попробовать сразу так много! И не боятся закрывать глаза, и вообще.

Макс продолжал смотреть на нее, терпеливо дожидаясь развязки признания. Ее голос становился все тише, глаза больше не искали его взгляд.

— И то, что происходит между нами. Оно… только наше. Как будто и нет больше никого. И я не хочу останавливаться, не хочу думать, что если попробую слишком много, то потом уже не смогу начинать заново. Мне все равно. — Габриэль мотнула головой. — Я хочу тебя… — проговорила уже совсем шепотом. — Но я не знаю, должна ли давать понять…

Макс притянул ее к себе, крепко обнял, только теперь осознав, с каким облегчением услышал эти слова. Она все еще боится собственных желаний — самых обычных и естественных, но уже не хочет идти против них.

— Ты зря думаешь, что я не хочу тебя, — проговорил ей на ухо. — Знаешь, с утра мне было очень непросто оставить тебя в постели одну. Такую сонную и нежную. И потом, когда разбудил… Огромный соблазн выудить тебя из одеяла и заставить снова умолять о пощаде. Ты делаешь это так громко и искренне, что ни о какой пощаде можешь даже не мечтать. Так и знай.

— Но если хотел, почему не выудил? Я думала, может, тебе не понравилось. Прости, я не…

Он закрыл ее рот поцелуем.

— Не хотел сделать тебе больно. Наверное, если мы подождем несколько дней, то ты успеешь достаточно восстановиться. — «Боже, дай мне силы пережить эти дни и не наброситься на нее, как варвар».

— У меня ничего не болит, — упрямо и очень ответственно заявила она. — И больно почти не было.

— Мисс Кромби, признавайтесь, чем вы занимались вчера вечером?

— Я занималась сексом с самым замечательным мужчиной на свете.

— Похоже, на деле он оказался не таким уж и замечательным. Схалтурил негодяй.

— А вы, мистер Ван Дорт, считаете, что справились бы лучше?

— Определенно. После моих объятий вы бы, мисс, простите за прямоту, с трудом смогли бы сидеть.

— Какое неприкрытое хвастовство.

— Ах так…

Он подхватил ее со стула, поднял на руки и закрутился на месте. Одуванчик запищала, попыталась ухватиться руками за воздух.

— Будешь еще сомневаться во мне?! — спросил нарочито грозно, когда снова прижал ее к себе.

— Никогда, добрый мистер, — пискнула та. Но ее глаза говорили, что хозяйка бессовестно лукавит.

— Так что, смотреть на караульных в смешных шапках или проверять, что мы не доделали вчера вечером?

— Ты же сказал, что смена караула каждый день? — Она потянулась к вороту его рубашки.

— В точности так — можно и завтра посмотреть.

Не дожидаясь ее следующей фразы, Макс просто понес ее в спальню. Было во всем этом что-то такое до боли естественное, как будто и он, вместе с Габриэль, все это время только разминался перед генеральной репетицией.

— Я хочу видеть тебя, — смущенно, но уверенно потребовала Габриэль.

— А сейчас я невидимка?

— Хочу видеть, как ты будешь раздеваться.

— О, мисс заказала в номер стриптиз?

— Да! — Она закусила нижнюю губу и с выжиданием посмотрела не него. — Но можно без музыки и лишних движений.

— И никто не сгорит от стыда? — Макс посадил ее на край кровати. Эль тут же взобралась на нее с ногами, став похожей на нахохлившегося мышонка — очень любопытного мышонка.

— Не сгорит.

И она действительно не пропустила ни единого его движения. Следила пристально, жадно, как будто хотела одним только взглядом впитать каждую черту его тела. И это было чертовски приятно. Так как по мере того, как одежды на нем становилось меньше, Габриэль все больше закусывала губу, все больше ерзала на месте.

— Снимай их скорее, — сказала, когда на нем остались одни трусы. — Я обещала, что не сгорю от стыда, но, очень может случиться, лопну от нетерпения.