Ли Энн Лансфорд - Обнимая Эмму

– Все. Нет ни одного шанса, что они легально усыновили меня в Гондурасе, поэтому я либо ребенок, купленный на черном рынке, жертва похищения, либо они соврали, откуда я. – Произнеся эти слова и выводы, я породил страхи, которые пугают меня до смерти. Я всматриваюсь в верхушки деревьев в надежде божественного вмешательства, в поисках ответов, неизвестно на какие вопросы. Такое ощущение, что мое тело охвачено пламенем, и как бы сильно я не желал противостоять этому, мне хочется запрыгнуть в машину и скрыться.

– Мы ни в чем еще не уверены.

– Иди обратно в дом, Эмс. Я собираюсь докопаться до сути всего этого.

– Я пойду с тобой. – От мысли, что она услышит бурные объяснения, у меня ожидаемо стынет кровь в жилах.

– Нет. – Я слишком много раз ее подводил. Только я почувствовал, что заслуживаю ее, как все рушится прямо перед моим домом. Я прохожу мимо нее и иду дальше. На этот раз не обращаю внимания на ее крики, мольбы и слезы.

Хлопнув дверью об стену, сообщаю о своем прибытии. Джеймс держит телефон у уха, Бретт расхаживает, по их взглядам понимаю, они потрясены до глубины души. – Я дома, - усмехаюсь я.

Телефон падает на пол, их задницы приземляются на диван, а я важно шествую в комнату. – Уильям, успокойся. Мы не думали, что это всплывет.

– Какой сценарий верный? Вы украли меня? Заплатили какую-то сумму бедной женщине, чтобы забрать меня у нее и увезти с собой, или я из какой-то другой страны, и вы всю мою жизнь меня обманывали?

– Нет, ничего из этого. Ты родился в Гондурасе. Мы на самом деле тебя усыновили… - Бретт проводит руками по своим волосам, опускает подбородок к груди, и наступает тишина.

– Это забавно, потому что я только что слышал, что не было никакой возможности усыновить меня в Гондурасе. Для однополых пар усыновление запрещено.

– Это правда, система запрещает подобное, но та же система еще и продажна. Мы заплатили государству.

– Черт, просто невероятно. - Не могу в это поверить. Я, наверное, неправильно понял про то, что они купили меня. – Вы купили меня, как кусок мяса?

– Выслушай нас. Мы расскажем тебе обо всем, что захочешь узнать. – Джеймс встает, чтобы подойти ко мне. Я уклоняюсь от его прикосновения и вылетаю, хлопнув дверью. Не могу больше слышать ни одного слова.

Я оказываюсь на причале в поисках, сам не уверен, чего. Вот бы проснуться и перемотать время вспять.

Это… я не знаю, как это принять и что думать.

Продан.

Куплен.

Оплачен.

Я был для них товаром, а не человеком. Не ребенком, которого они хотели. Меня не искали, я был выброшен за ненадобностью, меня просто сбыли с рук. За деньги я превратился в коммерческую сделку.

– Уилл, - ее мягкий голос отзывается в моем сердце.

– Уходи, Эмс. Сейчас я не могу разговаривать.

– Я знаю.

– Как чертовски прекрасно. Кто еще знает? – У меня внутри бурлит слишком много злости.

– Мои родители знали, это они мне рассказали. Твои родители расстроены, они не хотели причинить тебе боль, рассказав правду.

– Правда делает тебя свободным.

– Это несправедливо. Ты дал им объясниться или вышел из себя?

– Не надо стоять здесь и читать мне нотацию, не твой мир только что взорвался. Я позволил тебе горевать, как тебе хотелось, может быть, ты могла бы оказать мне такую же любезность.

Она делает шаг назад. – Тебе нет нужды горевать. Твои родители дома, ждут тебя, чтобы объясниться, они не умерли.

– Да. Они живы. Родители, которые прививали мне моральные принципы, не обладая ими. Они заплатили за меня деньги. Я ничем не лучше дешевой уличной шлюхи. – Она задыхается, но я продолжаю. – Ты просто не могла держать свой нос подальше от этого. Ты лезешь и лезешь не в свое дело, восстанавливая справедливость в поисках истины. Ты добилась своего, гордишься собой? Ты все разрушила. – Я не смотрю на нее, но слышу ее всхлипывания, и от этого чувствую себя ужасно.

– Я закрою на это глаза, потому что ты зол, а я – самая легкая мишень. Но, Уильям Джейкобс, вытащи свою голову из задницы. Ты спросил, почему они так поступили? Ты поинтересовался, насколько несправедливы законы? О дискриминации по причине того, кого любишь? Это еще не вся история, и тебе необходимо ее услышать. – Я игнорирую ее.

Моя мама бросила меня в той чертовой дыре, мои папы купили меня, я опять возвращаюсь к самому началу, без понятия, где или как я вписываюсь в этот мир, это место, которое они мне предоставили.

– Ты собираешься поговорить со мной? – Представляю, как она чертовски зла.

– Нет. – Я злее. Она может практиковать свою терапию и речи на других. – Для той, кто делит все на черное и белое, как получилось, что ты не рассматриваешь это как символ безнравственности? Неправомерности? Пи**ец, насколько это сомнительно?

Теперь ее очередь хранить молчание. Подумай об этом, Эмма Николс. Она всегда говорила мне, что я должен делать, кого защищать; однако, вот она стоит здесь, защищая деяние, которое незаконно. Я качаю головой и иду мимо нее, во второй раз меньше, чем за час, оставляя стоять одну. Я превращаюсь в того, кем клялся никогда не быть для нее… отсутствующим.

Вместо того, чтобы пойти домой и поговорить с родителями, вместо того, чтобы сесть в свой грузовик и вернуться в кампус или отель, пока не остыну… я совершаю звонок, который превращает мою жизнь в ад.

Глава 29

Эмма

Мне казалось, что мы освободились от ничтожеств, годами сеявших хаос; что они остались в нашем прошлом. Видеть, как они останавливаются около его дома после нашей самой серьезной ссоры, и наблюдать, как он забирается к ним в пикап, от этого мне становится плохо. Я спешу к двери и стараюсь остановить катастрофу, которой все это закончится. Перехватываю Уилла как раз, когда он закрывает дверцу.

– Что ты делаешь?

– Собираюсь прокатиться с друзьями. – Своим тоном он явно демонстрирует свое презрение ко мне. Ехидный, снисходительный, от которого внутри меня разливается паника.

– Вот эти – твои друзья?

– Как видно, Эмма все такая же сучка. Ты не вытрахал это из нее? – Сет злобно пялится на меня с водительской стороны. Когда Уильям не останавливает эти оскорбления, я отступаю назад, словно от удара. Он пользуется моментом, чтобы захлопнуть дверцу, при этом отказываясь даже встретиться со мной взглядом.

– Ты пожалеешь об этом. Не натвори глупостей, – я говорю достаточно громко, чтобы он мог услышать меня через стекло.

– Глупостей? Мне кажется, что последние четыре года приравняли меня к этой категории. – Он не смотрит на меня, произнося слова, врезающиеся в меня.

Четыре года наших отношений.

Четыре года нашей любви и наших объятий.

Четыре года, уничтоженные в одно мгновение.

Видя, как мой любимый мальчик все рушит, я замираю на подъездной дорожке. Оцепеневаю, не обращаю внимания на происходящее. Бретт заводит меня в гостиную, мама утешает Джеймса.