Брук Блейн - В лучшем виде (ЛП)

– Они освободили ее за прилежное поведение, ну, так она сказала. Но она нормально выглядела. Вся вычищенная и …

– Мне похрен, как она выглядела…

– Я знаю…

– Так что, она решила, что может сорваться и прилететь, чтобы поздороваться? – моя рука тряслась, и я ощущал обеспокоенный взгляд Эйса, но не мог думать ни о чем другом,

как о том, что женщина, которая украла мое детство, заявилась на порог дома моих родителей.

– Просто успокойся на секундочку, чтобы мы смогли обсудить это…

– Успокоиться? Какого хрена она хотела?

И тогда Солнышко произнесла четыре слова которых я боялся с того дня, как попал в приемную семью.

– Она хочет узнать тебя.

***

Я никогда прежде не видел Дилана таким напряженным и расстроенным, и от умоляющих звуков, которые я смутно слышал из телефона, его мать тоже. Он сжимал телефон до побелевших костяшек, а его челюсть сжалась настолько сильно, что я запереживал, как бы он не сломал зубы.

– Этого никогда не произойдет, – сказал он, а когда я положил свою руку на его бедро,

чтобы успокоить, он вздрогнул, и это вынудило меня отстраниться и предоставить ему немного пространства.

– …и она понятия не имеет, где ты, и никогда не узнает, пока ты не решишь иначе, –

сказала его мать, но по тому, как непреклонно затряс головой Дилан, не имело значения, что она говорила, потому что он закрылся.

– Я не могу сейчас разговаривать, – сказал он, а когда убрал трубку от своего уха, он уставился на него, будто никогда в жизни не видел ни одного, и произнес отрешенным голосом. – Приятного отдыха в лагере.

После, отключив полностью телефон, он затолкал его в карман штанов и повернулся лицом к окну.

Когда нас поглотила тишина, я не был уверен, что, черт возьми, сказать или лучше сохранять молчание. Но пока мужчина, сидящий рядом со мной, закипал, мое любопытство взяло верх, и я не мог воздержаться от расспросов.

– Дилан? – позвал я тихо, а когда он не обратил на меня внимания, я попытался снова.

– Эй, поговори со мной.

Он продолжал пристально вглядываться в окно, но слегка качнул головой.

– Кто такая Бренда и почему из–за нее ты, кажется, хочешь выпрыгнуть прямо из моей машины на дорогу? – спросил я.

Дилан протяжно выдохнул и провел ладонью по своему лицу.

– Она не имеет никакого значения.

– Херня. Любой, кто оказывает такое влияние на тебя, – имеет значение.

– Отстань, Эйс.

– И просто оставить тебя страдать в тишине? Поговори со мной.

– Я не хочу разговаривать об этом. Эта женщина никто для меня, что означает – она никто для тебя, что означает, я в порядке, – он снова отвернулся к окну и пробормотал. – Я в порядке.

Вздохнув, я щелкнул по сигналу поворота и свернул с дороги.

– Ты всегда говоришь мне, что я недостаточно открываюсь, и ты вытягиваешь из меня дерьмо силой, на что я никогда не пойду добровольно. Так почему это не может работать в двух направлениях, а?

– Потому что я не хочу разговаривать с тобой, – взорвался Дилан, его взгляд метал кинжалы. – Я не собираюсь обсуждать историю своей семьи с тобой, не сейчас, и возможно никогда. Прекрати, блять, давить на меня.

– Я не давлю на тебя…

– Нет давишь.

Да что, черт возьми, происходит с ним сейчас? Это полный поворот на сто восемьдесят градусов от человека, которого я узнал за прошедшие несколько недель. И хотя он не набрасывался на меня, за то, что я сделал что–то, было очевидно, что там до хрена боли, которая утекала куда–то глубоко. Рана, которая никогда не заживет, и чем бы это ни было, его реакция говорила мне, что там нет ничего хорошего. И это вызывало во мне еще больше отчаянного желания узнать, что это или кто был источником.

– Я рядом, если захочешь…или нужно будет поговорить…

Дилан положил свою голову на подставленный кулак и вздохнул.

– Просто отвези меня домой.

Я почувствовал резкую боль от его слов в своей груди, и мне подумалось тогда,

насколько мне небезразличен этот человек. Потому что если бы кто–то еще разговаривал со мной подобным образом или срывался на меня, я бы быстро отвернулся от них. Но Дилан, я чувствовал каждую унцию его расстройства, его боли, но и еще я чувствовал каждый удар,

который он производил на меня с такой сердечной болью, которую я никогда не испытывал.

Такими бывают отношения? Серии невероятных взлетов и сокрушительных падений,

иногда в течение нескольких часов? Напряжение между нами в машине было настолько плотным, что мне стало интересно, смог бы я вообще его пощупать.

Так что покорным взмахом руки, я щелкнул поворотником на съезд с автострады к дому Дилана, месту, где, как я понимал, он останется.

Удиви меня.

Боже, никогда в жизни ночь не тянулась так чертовски медленно. Когда Эйс довез меня до дома, наши дороги разошлись только кивками, брошенными в сторону друг друга, и теперь я здесь, сижу на том же месте, куда рухнул, когда, наконец–то попал в квартиру и захлопнул пинком за собой дверь.

На мне все еще были джинсы и футболка, но куртка лежала кучей на полу, где она приземлилась, когда я швырнул ее в сторону кухонной столешницы. Голова пульсировала адской головной болью, и желудок рычал, не смотря на отсутствие желания есть.

В какой–то момент я понял, что мне нужно позвонить Эйсу и извиниться, но я пока не придумал, что, твою мать, сказать. В смысле, а что тут вообще сказать? Прости, что вел себя, как полный мудак вчера. Я знаю, что ты просто пытался помочь? Да, точно. Мне повезет, если он вообще еще раз заговорит со мной.

Я в жопе. Никаких сомнений. Я позволил всего лишь упоминанию о Бренде развалить меня и сорваться на человека, который меньше всего заслуживал этого. Только одно это заставляет меня ненавидеть эту суку еще больше, чем я уже ненавидел. Как она посмела решить войти в мою жизнь снова, спустя все это время, и связаться со мной. У нее есть какая–то долбанная смелость, это уж точно. Но ни за что я не позволю ей приблизиться ко мне, никогда больше. Мне удалось избавиться от этой зависимости давным–давно. Нет ни единого шанса, что она сможет снова заразить меня этим.

Я уставился на телефон, который бросил на диван рядом с собой, и задался вопросом,

что Эйс делал прямо сейчас? У нас были выходные, и мы обсуждали, что проведем их вместе.

Но это было до того, как я умудрился разрушить лучшие дни, которые у меня будут за всю жизнь.

Господи, прекращай вести себя так трусливо , говорил я себе и потянулся к телефону.

Просто позвони ему. Что самое худшее, что он сможет сделать? Не ответить? Ответить и бросить трубку? Ответить и накричать на меня? Эй, именно этого я и заслуживал.

Я подобрал телефон и уставился на номер Эйса чуточку дольше, чем следовало, а потом, наконец–то, заставил себя позвонить. За секунду звонок приняли, и когда голос Эйса послышался на линии, я выдохнул с облегчением.