Мариана Запата - Виннипегская Стена и я

Думаю, я заплакала, в основном потому, что каждая кость и мышца в моем теле рыдали, потому что я поверить не могла, что на самом деле сделала это.

Но когда я заметила огромного мужчину с каштановыми волосами, и как он прорезал толпу людей, будто скоростной поезд, я чуть ли не заревела. Люди подбадривали меня, но во мне не было даже сил, чтобы поблагодарить их, потому что я хотела одну единственную вещь, и она была чертовски далеко.

Я хотела этот большой мираж, что направлялся ко мне, и я хотела его три часа назад. Я хотела его две недели назад.

Даже находясь в сорока шагах друг от друга, я видела своим размытым зрением, как он нахмурился, когда нашел меня в смешавшейся толпе. Я упала на колени, игнорируя окруживший меня персонал, который проверял, все ли со мной хорошо. На самом деле я знала, что не умираю. Не совсем.

Это просто... травмирующе. Все, чего я хотела, это объятие, душ, еда и сон.

Но больше всего я, конечно, хотела этот паровой каток в человеческом обличии, который с еще большей настойчивостью начал проталкиваться мимо людей, разделявших нас. Он был как Моисей, разводящий море людей.

Когда он остановился передо мной, я подняла руки и позволила ему подхватить меня, он поднял меня этими огромными бицепсами и притянул к себе, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. Я не оценила это невероятное проявление силы, потому что следующее, что он сделал...

Я обвила его шею руками, и он обнял меня. Прямо перед всеми он обнимал меня чертовски крепко, как будто это не он уехал и оставил меня одну, когда все, чего я хотела, — его.

Я обхватила его ногами за талию, как паукообразная обезьянка, не заботясь о том, что мои шорты врезались между ягодиц, и не переживая о фотографах, которые должны были делать фотографии участников, а вместо этого окружили Виннипегскую Стену и меня в наш с ним момент.

Ага, я плакала ему в шею, а он прижался лицом к моим волосам. Тихим, успокаивающим голосом он прошептал:

— Это моя девочка. Это моя, мать твою, девочка.

— Что ты здесь делаешь? — чуть ли не прорычала я.

— Я скучал по тебе.

— Ты что?

Он сжал меня сильнее в объятиях.

— Я очень сильно скучал по тебе.

Вот черт.

— Я приехал увидеть тебя, — продолжил он.

— Ты был здесь и даже не сказал мне?

— Я не хотел тебя отвлекать, — объяснил он мне своим низким голосом, его рука поддерживает мою шею. — Я знал, что ты сделаешь это.

Из-за его слов я расплакалась сильнее, но это были не совсем слезы радости.

— Я умираю. Ты должен купить мне сегвей . Я больше никогда не смогу ходить, — пробормотала я.

— Ты не умираешь, и я не куплю тебе это, — ответил он.

— Все болит.

Он что, засмеялся?

— Уверен, что так.

Я поняла, что меня не волнует, что он смеялся надо мной.

— Ты можешь понести меня?

— Ты оскорбляешь меня, Ван. Конечно, могу, — я думала, что почувствовала на щеке его поцелуй, но не была уверена, потому что мои глаза были закрыты, и мне было страшно их открывать, потому что не хотела обнаружить, что я сплю и лишь фантазирую, что все это происходит. — Но сделаю ли я это? — спросил он.

Я лишь обняла его сильнее и сжала свои истощенные бедра вокруг него так сильно, как только смогла, но это продлилось, может, от силы секунды три. Чудо, что я вообще смогла это сделать, честно.

Эйден коснулся губами моего виска, и я засопела, замерев.

— Ты целуешь меня?

— Да. Я так тобой горжусь.

— Ладно, — захныкала я. Ага, я еще крепче обняла его большую шею. — Здоровяк, ты отвезешь меня домой?

Мой прагматичный, честный Эйден ответил:

— После того, как ты пройдешься минут десять, чтобы успокоиться.

— Тебе надо восполнить запас углеводов, — произнес Эйден, когда зашел в мою спальню с тарелкой в руке.

Там был коричневый рис, спаржевая фасоль, авокадо, что-то похожее на жареный и нарезанный кабачок, а с краю лежало целое яблоко. В другой руке у него был бокал с водой, а под мышкой бутылка с кокосовой водой.

Я, зевая, села в кровати, отбросив в сторону покрывало, которым укрывалась.

— Ты ангел, — я все еще не могла поверить, что он вернулся. Все казалось таким нереальным.

Он подошел к краю кровати, опустился на матрац одним бедром и протянул мне сначала стакан воды.

— Ты хорошо спала?

Учитывая, что прямо из машины я направилась в ванную и сидела там, скрестив ноги, после чего помылась, а потом кое-как доползла до кровати и отключилась, я чувствовала себя довольно хорошо.

Мышцы ног были очень напряжены, и даже в плечах я ощущала тяжесть. Я чувствовала себя больной, но поняла, что это лишь потому, что должна съесть нечто большее, чем два банана, которые Эйден впихнул мне в руку в машине по пути домой, и упаковки орешков, которую дал мне Зак, ожидающий меня после марафона, сидя на лавочке.

— Ага, — ответила я ему и выпила почти половину стакана воды, прежде чем взяла тарелку из его руки и стала есть без дальнейших разговоров.

Когда я посмотрела на Эйдена, то заметила, что он наблюдал за мной, но я слишком сильно была занята поглощением еды, что не обратила на это внимание. Когда я съела почти три четверти пищи на своей тарелке, я вытерла подбородок тыльной стороной руки и с благодарностью улыбнулась ему.

— Спасибо, что приготовил для меня.

— Угу, — он указал на уголок моего рта. — У тебя рис вот тут.

Вытерев рот, я спросила:

— Как долго я спала?

— Около трех часов.

Три часа? Черт, не думала, что так долго.

— Ван, — лицо Эйдена появилось в поле моего размытого зрения. — Что ты собиралась сказать мне перед марафоном?

Во-о-от черт. Черт, черт, черт. Я полностью об этом забыла? Нет. Я думала о том, что сказала ему, все четыре часа, что бежала. И большую часть этого времени я хотела пнуть себя за это.

В остальное время я напоминала себе, что я потрясающая и что бегу марафон, что могу участвовать в соревнованиях. И я чувствовала, что поступила правильно.

У меня на коленях лежала тарелка с едой, что Эйден приготовил для меня, бутылка кокосовой воды была зажата между его больших бедер, мой пустой стакан стоял на ночном столике, и я собиралась сказать Эйдену, что люблю его.

Я любила его. Я любила его так сильно, что сделала бы ради него что угодно. Я любила его так сильно, что рискнула бы и провела следующие четыре с половиной года своей жизни с мужчиной, который, скорее всего, потом разведется со мной и продолжит свою карьеру.

Потому что, к черту, что это за жизнь, если ты не живешь ею и не получаешь от нее удовольствие? Что это за жизнь, когда ты не любишь того, кто заботится о тебе больше, чем о ком-либо другом? Это моя правда.

Эйден прямо перед репортерами и незнакомцами обнял меня и сказал, что гордится мной, когда обычно обеими руками держался за свою частную жизнь.