Николас Спаркс - Дважды два

– Конечно.

– Я написал тебе письмо на Рождество, но так и не узнал, что ты о нем думаешь.

Она улыбнулась половиной рта – к этой улыбке я уже начал привыкать.

– А я его еще не читала.

– Но почему?

– Потому, – ответила она, – что пока не готова попрощаться с тобой.

Признаться, порой я задавался вопросом, есть ли у Мардж шанс прочитать мое письмо. Следующие три дня всякий раз, когда я заезжал к ней, она спала, обычно в спальне.

Я проводил в доме час или два, общался с Лиз или мамой – кто-нибудь из них всегда был рядом с Мардж. Я восхищался ремонтом, который продолжал делать отец, и почти каждый раз опустошал большую тарелку еды, которую мама ставила передо мной.

Мы почти всегда устраивались на кухне. Поначалу я думал, что остальные боятся потревожить спящую Мардж, но потом понял, что если ее не будит стук отцовского молотка, то и наши приглушенные голоса она тем более не слышит.

В чем дело, я наконец понял однажды днем, когда Лиз вышла подмести веранду. Не зная, чем себя занять, я забрел в гостиную и сел на диван, где обычно мы с Мардж проводили время.

Отец тихо работал в ванной, а я вдруг услышал странный ритмичный звук, как будто от неисправного вентилятора. Не сумев определить, откуда он исходит, я направился сначала на кухню, потом в ванную, где отец лежал на полу, головой под новой раковиной, и прикручивал ее к стене. Но и в ванной, и в кухне звук слышался слабее, и набирал громкость, только когда я проходил по коридору. И вдруг я понял, что это за жуткий звук.

Его издавала Мардж.

Несмотря на то, что дверь была плотно закрыта, а дом довольно велик, я слышал, как дышит моя сестра.

В том году День святого Валентина пришелся на воскресенье. Мардж задумала собрать всех у себя, даже пригласила Эмили и Бодхи, а я привез к ней Лондон сразу же после ее возвращения из Атланты.

Впервые за две недели мы с Лондон застали Мардж сидящей на диване. Кто-то – может, мама, а может, Лиз, – помог ей слегка накраситься. Вместо бейсболки на голове Мардж я увидел роскошный шелковый шарф, плотный свитер с высоким воротником скрадывал ее худобу. Несмотря на опухоль, пожирающую ее мозг, она могла поддерживать разговор, и я даже пару раз слышал, как она смеется. Были моменты, когда происходящее казалось мне почти обычным времяпрепровождением в субботу или воскресенье днем в доме родителей.

Почти.

Дом выглядел как никогда хорошо. Отец закончил ремонт в ванной для гостей, новые плитка и раковина сияли, в них отражались современные краны. За последнюю неделю отец также успел обновить внутреннюю отделку во всем доме. Мама закатила пир, стол ломился от угощений. А с только что приехавшей Эмили мама взяла обещание забрать домой часть еды, в том числе и пирогов.

Мы вновь вспоминали семейные истории, но главным событием вечера стал приготовленный Лиз для Мардж подарок на День святого Валентина. Лиз сама сделала альбом, в котором были фото всех времен – от младенческих до самых новых. Слева на странице помещались снимки Лиз, справа – Мардж. Я знал, что собрать фотографии помогала моя мама. Мардж медленно листала страницы, и я мог наблюдать, как Лиз и Мардж растут вместе у меня на глазах.

Наконец в альбоме появились фотографии их двоих, сделанные и в экзотических поездках, и просто возле дома. Но каким бы официальным или непринужденным ни был каждый снимок, он словно рассказывал целую историю об очередном памятном моменте их жизни. Весь альбом был свидетельством их любви. Я думал об этом, и на глаза наворачивались слезы.

На последних двух страницах альбома я не сдержался.

Слева – снимок Мардж и Лиз под елкой в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке, сделанный во время их самого последнего совместного путешествия, справа – фотография, явно сделанная пару часов назад, потому что на ней Мардж выглядела в точности как сейчас.

Лиз объяснила, что ее сделал мой отец и втайне от нее напечатал в ближайшем магазине. Вернувшись, он отдал снимок Лиз, и она поместила его на последнюю страницу альбома.

Все взгляды устремились на отца.

– Я всегда так гордился тобой, – запинаясь, выговорил отец, не сводя глаз с Мардж, – и хотел, чтобы ты знала, что я тебя люблю.

После Дня святого Валентина началось томительное ожидание.

Я уже понимал, что на празднике Мардж истратила свои последние силы. В понедельник она спала весь день, ничего не ела, только попила теплого куриного бульона через соломинку.

Мама и отец постоянно находились у нее, а я бывал наездами, главным образом из-за Лондон. Она стала капризной с тех пор, как узнала правду о Мардж, иногда закатывала истерики из-за пустяков. Особенно болезненно она восприняла мой отказ почаще возить ее к Мардж, а я никак не мог объяснить, что ее тетя теперь целыми днями спит.

Но через несколько дней после Дня святого Валентина Лиз позвонила вечером мне домой.

– Ты не мог бы привезти Лондон? – тревожно попросила она. – Мардж хочет видеть ее.

Лондон наверху уже переодевалась в пижаму. Ее волосы были еще мокрыми после купания. Я позвал ее и она вмиг сбежала по лестнице и ринулась прямиком в машину, но я ухитрился перехватить ее в дверях и заставить надеть куртку. Потом я наугад выхватил из шкафа резиновые сапоги.

В руках она держала Барби, отказываясь отложить ее, даже пока надевала куртку.

Мы прибыли к Мардж, Лиз обняла Лондон, поцеловала и указала на дверь спальни.

Несмотря на поспешность, с которой Лондон садилась в машину, теперь она на минуту застыла, потом неуверенно направилась к двери. Я шел следом, слыша дыхание сестры – звук жизни, которая покидала ее. Лампа на тумбочке у кровати отбрасывала лужицу теплого света на дощатый пол.

Лондон помедлила в дверях.

– Привет… дорогая, – выговорила Мардж слабо, но внятно.

Лондон приблизилась к постели так осторожно, словно боялась потревожить больную тетю. Я прислонился к дверному косяку, наблюдая, как Лондон усаживается рядом с Мардж.

– Что… это… у тебя? – спросила Мардж.

– Я привезла тебе подарок, – ответила Лондон, показывая куклу, которую прижимала к себе всю дорогу. – Это моя любимая Барби, потому что она со мной уже не помню сколько. Это моя первая Барби, и я хочу, чтобы ты взяла ее себе.

Когда Лондон поняла, что у тети не осталось сил взять куклу, она усадила ее рядом с Мардж, прислонив к ее боку.

– Спасибо. Она красавица… но ты… еще красивее.

Лондон опустила голову, помолчала и снова посмотрела на Мардж.

– Я люблю тебя, тетя Мардж. Очень люблю. И не хочу, чтобы ты умирала.

– Знаю… и я… тоже… люблю тебя. И у меня тоже… есть… кое-что для тебя. Тетя Лиз положила… мой подарок… на тумбочку. Когда-нибудь… когда ты подрастешь… посмотри его… вместе с папой, хорошо? И тогда… вспомни обо мне. Ты… обещаешь?