Оксана Алексеева - Зарисованное лето (СИ)

- Привет.

- Ты что-то совсем потерялся.

- Ну...

- Ты ж в отпуске? Загляни ко мне сегодня. Мы мясо купили, матери отнесешь килограммов пять... И... Никитос, Танюхиного брата тоже захвати. Посмотрю на него.

Я перевел взгляд на Сашку, который, конечно, мог расслышать каждое слово, и ответил:

- Ладно.

В Жирном ряду, само собой разумеется, вся шпана уже знала о Сашкиной ориентации. Но если до него им особого дела не было, то уж мою персону они обсосали до косточек, уверен. Мы не боялись нарваться на кого-то из них - шансы были минимальные. Я вообще сомневаюсь, что пидорасы из тридцать шестой способны выползти на дневное солнце, не рискуя быть спаленными заживо. Но даже если бы и нарвались, то нас это не особо тревожило. Было даже немного жаль, что мы добрались до пятиэтажек без приключений.

Сереге было почти тридцать. Его жена с детьми ушла к подруге, как объяснил нам брат, пригласив войти в квартиру.

- Садитесь, садитесь, пацаны. Чаю? Кофе? Коньячку?

Мы отказались от всего, а Сашка с интересом рассматривал моего брата. Я вспомнил, как он расспрашивал о нем.

- Как Танюха поживает? - Серега обратился сразу к нему.

Сашка неопределенно повел плечами:

- Нормально поживает. Замуж вышла. Ребенка ждет.

- Такая же красавица, как раньше?

- Мне сложно судить, - усмехнулся тот.

- Краса-а-авица! - ответил сам себе Серега. - Такие всегда красавицами остаются. Ну... рад за нее. Вы сильно похожи внешне, - он констатировал очевидное.

- А вы с Никитой нет, - зачем-то сделал вывод Сашка.

- Так я сразу говорил, что он у нас подкидыш! - разразился смехом брат. - Сильно умный уродился! Не иначе, подменили в роддоме!

Он посмеялся собственной шутке, а потом вдруг сник:

- Я поговорить с вами хотел... - мы оба ждали, когда он начнет. - Мать рассказала мне о твоей шуточке, якобы ты гей, и как в бубен от отца прохватил... Ну это ладно. И потом я, значит, узнаю от парней, что ты, - он посмотрел на Сашку, - гей всамнатуральнейший. И это вопрос времени, когда сплетни дойдут до родаков... Я это к чему - мне, в принципе, насрать там на все эти ориентации, своих забот по горло. Но, Никитос... что за хрень?

- Да нет никакой хрени. Никита просто под раздачу попал, заодно со мной, - вмешался Сашка.

Серега продолжал смотреть на меня:

- Это так? Ты, брат, не по мальчикам?

Я чуть не ответил: «А если бы и так?» - так же, как с отцом - посмотреть на его реакцию. Мне почему-то казалось, что брат до такого, как мои родители, не опустится, хотя наверняка я знать не мог. Но мне помешал наш недавний разговор с Сашкой о том, что если я собираюсь оставаться тут, то и незачем портить себе жизнь информацией, которая никого не касается.

- Нет, Серега, я по девочкам.

- Ну и славно. Девочки... они девочки и есть, чего уж там, - брат снова растянулся в улыбке. - Знаешь, а я почти уже убедил себя в этом! Ну, что вы вместе, - он расхохотался.

- С чего вдруг? - спросил Сашка.

И брат снова посерьезнел, глубоко задумавшись.

- Не знаю, Саш, не знаю. Как будто на вас могла перекинуться наша с Танюхой... Прикинь, какая чушь? Знаешь, она всегда для меня будет... как икона, как статуя Будды. Я Наташку свою люблю очень! И детей люблю. Но... кажется, живу только потому, что где-то там живет Танюха.

За несколько дней до окончания моего отпуска мы все-таки решили поехать на Дальние озера, при этом не будучи уверенными, что Сашкина «Тойота» туда способна добраться. Лучшей из моих идей была угнать УАЗик Кирилла, но напарник отчего-то со мной на такое преступление идти не решился. Но нам обоим очень хотелось провести несколько дней наедине. Наверное, это был решающий фактор.

- Опять застряли! Красавица моя, держись! - верещал Сашка тем же тоном, к которому прибегал каждый раз, когда дело касалось машины.

Мне пришлось снова вылезти, найти камень, подставить его под переднее колесо, и потом толкать автомобиль, под завязку загруженный картошкой, тушенкой, палаткой, лодкой, теплыми вещами и прочими «нужностями». До озер мы добирались почти сутки, и, может быть, оба втайне надеялись, что на обратной дороге застрянем безнадежно. Начался август, а значит, наступал период затяжных дождей, а в этом случае дорогу размоет до состояния невменяемости. И тогда мы сможем с легким сердцем остаться там еще на какое-то время, пользуясь этим как оправданием - для начальника на заводе, для родителей и для себя самих.

Мы остановились на ближайшем озере - оно и было самым пригодным для жизни и рыбалки. Вокруг за сотню километров ни души, что создавало ощущение, будто мы переместились в другой мир. Полной отстраненности от старого мешал только Сашкин телефон, который ловил и в этой глуши.

Вечерами мы сидели у костра, а поднимались на заре, чтобы порыбачить, потом снова отсыпались и после обеда шли купаться. Я совсем перестал стесняться появляться перед Сашкой голышом. Возможно, даже наоборот - испытывал странное волнение, ловя на себе его взгляды. Я был влюблен... а это исключает многие барьеры.

Конечно, мы почти постоянно дарили друг другу ласку. Я готов был отказаться от еды и сна, лишь бы не прерывать наши поцелуи, перемежая нежность со страстью. В те дни я и представить не мог, что это когда-нибудь может наскучить. Но бывало и такое, что мы останавливались до полной разрядки, просто утихнув в объятиях. И такие моменты по своей долгосрочной значимости казались даже более важными.

Бывало, мы ссорились. Речь все равно иногда заходила об его отъезде, и тут, даже без лишних слов, у обоих портилось настроение. Сашка никогда не позволял раздражению проявляться слишком открыто, но что-то даже во взгляде его менялось. Но чем больше я думал о переезде в Москву, тем больше убеждался в нелепости этой идеи. Он предлагал решение для каждой практической проблемы, а в реальной жизни практические проблемы не менее важны, чем чувства. Но во всех его решениях звучало примерно следующее: я буду сидеть у него на шее, пока не поступлю в институт; если мне будет угодно, то я могу потом найти подработку, но это сильно помешает учебе; до получения диплома я хорошей работы не найду, и лучше было бы потратить это время на писательство и прокачку английского... и так далее, и тому подобное. Нужно ли уточнять, что для меня это было неприемлемо? Эта канитель затянется, минимум, на несколько лет, и все это время я буду от него зависим. Смогу ли я потом отделить реальные чувства к нему от благодарности?

В итоге сошлись на том, что я останусь в Новой Засопке, но поступлю на заочное в один из столичных вузов. Филологический факультет - вполне приемлемое решение, учитывая, что конкурс там значительно ниже, чем на журналистике. Заодно решили, что после возвращения в поселок узнаем, не поздно ли подать заявление уже в этом году. Я считал этот вариант единственно возможным, но Сашке он совсем не нравился. Конечно, этот выбор предполагал, что видеться с ним мы будем раза два в год. На его возражения я отвечал, что он и сам мог бы переехать. Вряд ли наш поселок чрезмерно нуждается в архитекторах, но инженером на завод его возьмут точно. Даже зарплату будут платить раза в два выше моей... и раз в пять меньше его. Но этот негодяй мое чувство юмора никак не мог оценить, а только сильнее хмурился.