Джорджия Ле Карр - Ты не знаешь меня

У меня от удивления приподнимаются брови, он улыбается в ответ. Хитрой, ужасной улыбкой. Дрожь проходит по позвоночнику от его улыбки. Я слышала об этом человеке, что он совершенно безжалостный монстр. Но я в курсе, что кроме меня, никто так сильно ненавидит моего отца, как он, и я пришла встретиться с ним, потому что право самое древнее изречение:

«Враг моего врага — мой друг».

— Что я могу сделать для любимой и единственной дочери Никиты? — спрашивает он словно чавкая. Он с трудом скрывает свою радость, что я пришла за каким-то делом, чтобы встретиться с ним. Он отдает себе отчет, зачем может прийти дочь его врага.

— Я не хочу с тобой говорить в присутствии посторонних, — тихо отвечаю я.

Он хлопает по груди блондинку, которую только что ласкал.

— Ты слышала, что она сказала. Чего ты ждешь? — Обе женщины вскакивают и буквально выбегают из комнаты.

Он поднимает стакан с янтарной жидкостью и делает глоток.

— Итак, теперь только ты и я. Говори.

— Мне нужно нанять на день двух сильных мужчин, способных держать язык за зубами.

Он прищуривается, внимательно разглядывая меня.

— Все мои парни умеют держать язык за зубами. — Затем, чтобы быть уверенным, что он правильно все понял, он интересуется:

— Твой отец знает, что ты пришла ко мне?

Я отрицательно качаю головой.

Он медленно улыбается.

— Какими... навыками они должны обладать?

— Поднимать тяжести. Поднять, транспортировать и полностью избавиться от тяжелого груза.

Его улыбка становится еще шире.

— Знаешь ли, у меня есть свиноферма? Эти жадные твари едят все, что угодно. В России мы привыкли кормить их опилками. Естественно, они будут наслаждаться изменением в своем рационе, также, как и другие. — В его глазах отображается жестокость.

— Во сколько мне это обойдется? — спрашиваю я.

— Для дочери Никиты Эванофф... нисколько, — торжественно заявляет он, и опять начинает радостно смеяться, понимаю, что смотрит в лицо краха своего врага.

https://www.youtube.com/watch?v=W_rZ9rHFwGY

Ты разрушил меня

Баба предлагает моему отцу поужинать вместе с нами, не я. Возможно бы, если бы приглашение исходило от меня, он мог бы что-нибудь заподозрить, но так как оно шло от ба, Баба, которая родила его и любила с тех самых пор, которая ради него готова была пройти по горящим углям, у него и мысли не возникло, что она может пригласить его на «тайную вечерю». Он, видно, предполагал, что она пытается заключить мир между нами.

Чтобы как-то укрепить его желание поужинать с нами, ба сообщает ему, что шеф-повар готовит его любимый shashlik из свинины, маринованный в гранатовом соке.

Он появляется в столовой улыбающийся, уверенный... счастливый. Совершенно не вспоминает о безобидной, невинной собаке, которую приказал зарезать. Для меня это не просто была собака, он был для меня моим ребенком. Он даже не мог себе предположить, насколько сильно я обожала и любила свою собаку. Я с изумлением посматриваю на него. Это мой отец. Невероятно, как ему удалось в свое время полностью промыть мне мозги и заставить принять то, что он сотворил с моей мамой.

Это было также, как любовь, которую он умышленно утаивал от меня, словно наложив на меня заклинание, чтобы единственное, чего я хотела в этой жизни, подчиняться и угождать ему. Или может мое подсознание ассимилировало, и та сцена с моей мамой выглядит лучше, чем я ее тогда поняла. Перейти черту и вышвырнуть из дома мою мать навсегда. А я осталась птицей в золоченой клетке. Я радовалась красочному миру, в котором жила, оставаясь серой изнутри.

Если бы я не набралась смелости и не пришла в офис Ноя той ночью, я все еще находилась бы под его заклинанием. Но я попробовала то, что было за пределами этой клетки. Он пересек черту, убив моего Сергея. Я никогда не прощу его за это.

Отец улыбаясь смотрит на меня.

— Ты хорошо выглядишь, Solnyshko .

— Спасибо, папа, — отвечаю я, опустив глаза.

Он просит нашего официанта принести две бутылки Tsimlansky Black. Баба с одобрением кивает. Сухое красное с приятным ароматом, пахнущее немного лесом, отлично подойдет к слегка поджаренному мясу, пахнущее дымком.

Вино откупорено и налито, дыхание замирает. Отец поднимает бокал и произносит тост:

— За процветание этой семьи.

Я делаю один глоток.

Он смотрит мне в глаза.

— Однажды, ты поймешь меня.

Мы смотрим друг на друга, запертые нашими взглядами. Только мы в этом вихре эмоций и не высказанных слов. Крепкие узы любви, ненависти, страха, верности, долга, обмана удерживают нас вместе, неумолимо закручиваясь вокруг нас словно вихрь. Конечно, он понимает, что я его ребенок, отвернулась от своего отца. Невозможно, чтобы он не догадался, что его кроткая дочь и любящая мать, хотели совершить поцелуй Иуды. Я даже не могу вздохнуть под его взглядом. У меня такое чувство, словно мои легкие сейчас лопнут от нехватки воздуха.

Он отворачивается от меня и тянется за куском черного хлеба. Я медленно выдыхаю, пытаясь держать себя в руках. Я еще раз бросаю взгляд на его раскрасневшееся лицо, нет, он ни о чем не догадывается. Мы для него всего лишь шахматные фигуры на доске. Его самомнение не позволяет ему поверить, что мы в состоянии подхватить свои собственные юбки и двигаться самостоятельно или передвинуть другие фигуры.

Разливают вино и вносят еду. Не только shashlik , но kulebyaka [6] пирог с мясом, курицей и сыром , блины, оладьи, студень с мясом, паштет из утки с огурцом, два типа ukhas [7] суп . Каждое блюдо сделано с особой тщательностью и красиво украшено.

Как мне удается, не знаю, но я ем. Баба тоже ест. Потом отец отрывается от еды, чтобы принять телефонный звонок, я тут же бросаю взгляд на ба, и у меня сердце замирает. В это мгновение она выглядит так, будто передумала и не может заставить себя выполнить наш план, но потом она заставляет себя улыбнуться. Я с таким облегчением выдыхаю, понимая, что видя сейчас отца за столом таким очаровательным, она не передумала.

Прибывает десерт, шоколадный мусс самый любимый папин. К нему подается сладкое венгерское вино «Токай», наши бокалы наполняются.

Чем больше вина наливается, тем больше звучит тостов.

Ба обращается к папе:

— Где есть любовь, там нет греха, — говорит она. Мы выпиваем.

Он снова наполняет наши бокалы.

— За любовь, — говорит папа, протягивая свой бокал, чтобы чекнуться со своей матерью.

— За длинную жизнь, — говорю я, и мы опустошаем наши бокалы. Алкоголь обжигает мне горло.

Я наблюдаю за ним, как он ест мусс. Он получает удовольствие и не замечает привкус таблетки, которую я ему подложила, ее мне дал Дмитрий. Я боялась, что он почувствует, но он съел и выпил столько, что его обоняние значительно притупилось. Когда надают кофе, у отца начинает заплетаться язык. Ба просит одного из слуг помочь отвести отца в комнату.