Джорджия Ле Карр - Ты не знаешь меня

— А как насчет камер на улицах, которые могли заснять твою поездку сюда?

— Сегодня вечером я прокралась в гараж и поменяла номера.

— Что насчет телефонных звонков, которые ты совершила этим вечером?

— Одноразовый мобильный, который я выброшу в мусорный бак.

Я киваю с одобрением.

— Не беспокойся, Ной. Я очень тщательно все спланировала.

— Я могу все сделать намного проще. Я могу устроить ложное похищение. И тебе не придется рисковать, все будет совсем по-другому.

— Нет, — отвечает она, и ее голос звучит уверенно и спокойно. — Я не хочу, чтобы кто-то другой брал вину за его убийство. На самом деле, мне жаль, что я оказалась слишком трусливой, чтобы спустить курок, и это сделал ты. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось из-за меня. Если ты попадешь в ад, я тоже хочу оказаться там, несмотря на то, есть там мороженое или нет.

— Хорошо. Мы должны двигаться. Давай.

Она выуживает из кармана мобильный и нажимает кнопку.

— Сделано, — говорит она в микрофон. Потом убирает телефон обратно в карман. — У меня к тебе столько вопросов, но они могут подождать. Однако, есть кое-что очень важное, что я должна тебе сейчас сказать. — Она замолкает, прочищая горло.

— Если что-то пойдет не так, после сегодняшнего вечера, я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, Ной. Я люблю тебя больше, чем свою жизнь.

Я беру ее прекрасное лицо в свои ладони.

— Ничего с тобой не случится. Я не доверю тебя какому-то водителю такси. Я позвоню Сэму и попрошу его тебя отвезти. Он высадит тебя в начале твоей улицы и подождет, пока ты не перелезешь по лестнице через забор.

Одинокая слеза катится у нее из глаза. Я смахиваю ее.

— И только в случае, если со мной что-то случится, и я не успею тебе сказать, хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя, Таша. Я люблю тебя, как никогда никого не любил за всю свою жизнь. Я готов умереть за тебя, моя девочка.

https://www.youtube.com/watch?v=-n-2lPzH7Do

Енак [8] библ. – воины исполины

Я прячу веревочную лестницу и иду на кухню. Баба сидит за столом перед ней стоит обычный чай. Ее лицо бледное и печальное, я не видела ее такой.

— Он... умер?

Я утвердительно киваю.

Она закрывает глаза и сглатывает, пытаясь вернуть контроль над эмоциями.

Я опускаюсь на колени рядом с ней и беру ее руку в свои. Несмотря на то, что я пришла с холода, ее руки ледяные.

Она открывает глаза и кивает.

— Ты все сделала, моя девочка. Ты сделала все правильно. — Ее голос срывается на последнем слове, и я обнимаю ее за шею.

— Это была не я. Я слишком боялась. Я не смогла нажать на курок.

Призрак улыбки появляется на ее губах.

— Я рада, что это была не ты. Ребенок не должен убивать своего собственного отца, даже если он настоящее чудовище.

— Ной все сделал.

— Так он успел к тебе приехать. Как он?

— Он ранен, но живой.

— Где он сейчас?

— Не знаю подробностей, но где-то скрывается у цыган ирландцев.

Она рассеянно кивает.

— Где сейчас твой отец?

— Они забрали его тело.

Она сильно сжимает губы, превращая в одну тонкую линию.

— Чтобы избавиться от него?

— Я не знаю. Я не спрашивала, но они сказали, что его никогда не найдут. — Я не рассказываю ей о свиноферме и жадных свиньях.

Она смотрит на пол.

— Неужели он... страдал?

— Нет. Все произошло мгновенно. Одна пуля.

— Он сердился на меня?

Я глажу ее по волосам.

— Он умер, так и не узнав, что ты мне помогала.

Сильные рыдания начинают сотрясать ее тело. У нее так неудержимо дрожат руки, что мне становится страшно за ее состояние.

— О, баба, — беспомощно шепчу я. — Пожалуйста, не рыдай так. Тебе станет плохо.

Она предпринимает попытку успокоиться, но слезы все равно продолжают непрерывно течь по щекам.

— Прости меня, ба. Я заставила тебя выбирать между мной и им.

— Ты не заставила, детка. Я сделала этот выбор сама.

— Мне хотелось бы, чтобы был какой-то другой выход.

— Другого выхода не было. Ты думаешь, если бы был другой выход, я не воспользовалась бы им? Он мой сын, моя плоть и кровь. Я вынашивала его в своем животе девять месяцев. Девять месяцев. Я никогда не рассказывала тебе, когда он родился он был хилым и слишком мелким, вечно плакал от коликов. Он мог плакать несколько часов подряд, его отца это очень раздражало, поэтому я укутывала его тепло и в середине ночи садилась с ним в саду. Я часами сидела на морозе, тряся его, пока он не уставал плакать и не засыпал.

Она всхлипывает.

— А однажды я не смогла встать, у меня ноги так замерзли, что я не могла ими сделать и шагу. Когда ему исполнилось четыре, у него началось воспаление роговицы глаза, и врач сказал, что он может ослепнуть. Каждый день я водила его в церковь. Я вставала на колени и молилась за него, чтобы он был зрячим. Когда он стал старше, я снова молилась, стоя на коленях о прощении за страшные дела, которые он творил. Я просила Бога, чтобы он показал его сердцу путь к покаянию. Большую часть своей жизни я молюсь за него, но я никогда не чувствовала, что приношу какую-то жертву. Я так его любила. Он был моей жизнью, моим сердцем, моей душой.

— Прости, ба.

Она грустно улыбается.

— Однажды, когда он был еще мальчишкой и озорничал, я сказала ему: «Так значит, ты решил мне отплатить за то, что я девять месяцев вынашивала тебя?» Знаешь, что он мне ответил?

Я отрицательно качаю головой.

— Он сказал: «Скажи мне, сколько ты хочешь получить за эти девять месяцев, и я заплачу. Тогда мне не придется выслушивать до конца твоих дней, как ты вынашивала меня». Ему было всего семь с половиной лет, но мне тогда уже стоило об этом задуматься. Ничего путного не выйдет из ребенка, который не проявляет никакой благодарности.

Я с грустью смотрю на бабушку. Я не знаю какие нужно подобрать слова, чтобы утешить ее. Ее любовь к моему отцу была огромной, намного больше, чем мне казалось.

— Что теперь будет? — спрашивает она.

— Я подам заявление в полицию, что папа исчез. Мы все, включая маму, будем помогать расследованию и отвечать на вопросы, но так как никто из нас ничего не знает, мы не сильно им поможем.

— А как быть с этим домом и слугами? — спрашивает она.

— Конечно, еще некоторое время мы будем жить в этом доме. Потом я перееду к Ною, а через пару месяцев и ты переедешь к нам. Мне не нужно состояние отца, поэтому я не буду объявлять его умершим. Пусть с этим разбираются юристы, когда придет время. Ты поела, ба? — спрашиваю я.

— Нет. Я не голодна.

— Я слышала, что тебя вывернуло в ванной комнате, когда ты пришла к себе.

— Да, — признается она. — Из меня вышло все, что я съела за ужином.

— Я собираюсь сделать суп из сухих грибов с перловкой, не хочешь попробовать, а?