Рейн Миллер - Магнат

Я помог ей подняться с дивана и довел до ее спальни, оставив лишь один сонный поцелуй на ночь.

— Спасибо, Калеб, что пригласил меня сюда, — сказала она, подавляя зевок, — и за терпение… со мной. — Она провела рукой по моей щеке и пару секунд изучала своими красивыми янтарными глазами. — Мне нравится, что ты во всем джентльмен.

Да, раньше я за собой такого не замечал… по крайней мере, с другими женщинами, с которыми хотел заняться сексом. И вдруг я понял, что с Брук у меня гораздо больше, чем секс. Это, как зажигание в автомобиле, которое двигало мое стремление быть вместе с ней.

— Спасибо, Брук, что приняла мое приглашение остаться здесь на ночь, — прошептал я напротив ее губ, мне нравилось подражать ее словам. — И дала мне шанс быть достойным тебя, когда ты будешь к этому готова, — добавил я, украв еще один поцелуй.

Наш разговор, прежде чем мы сказали друг другу «спокойной ночи» был чертовски абсурдным, когда я перестал думать о… трахнуть или не трахнуть. Контраст между странностью и нормальность заключался в нашей дискуссии, которая сотворила полный беспорядок у меня в голове.

Нет. Не правда. Моя голова облажалась с той минуты, когда она впервые заговорила со мной.

$$$

Позже меня разбудил ее плач. Еще до конца не проснувшись, я какое-то время прислушивался, словно вуайерист, представляя ее, рыдающей из-за страшного горя.

Крик боли был настолько сильным, что он резанул меня по сердцу. Затем послышались тихие всхлипывания, которые проникали мне под кожу, больше я не мог вынести ни минуты.

Я выскочил из постели и натянул спортивные штаны. Вошел в ее комнату и сгреб ее в охапку. Она даже не стала сопротивляться, когда я понес ее через коридор к себе, положив на кровать. Я лег рядом и притянул ее к ближе.

Она продолжала плакать, позволяя прижаться к ней, и запустив пальцы в ее волосы.

И это было настолько естественно, я молча ждал, когда она заговорит, если, конечно, захочет.

— Я мечтала об аварии. Я никогда раньше… что я могу помнить, — сказала она в конце концов.

— Расскажи мне о своем муже.

— Это не хорошая история. Не думаю, что ты захочешь ее услышать, потому что потом ты изменишь свое мнение обо мне.

— Я хочу, чтобы ты успокоилась. Хочу помочь тебе почувствовать себя лучше. Расскажи мне, Брук, это может помочь. — Я вдохнул цветочный аромат от ее волос и сосредоточился на ней, лежащей напротив меня.

— Может, это поможет мне почувствовать себя лучше, но не тебе, — сказала она.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, Калеб. Ты сказал за ужином — вокруг меня аура печали, верно. Она постоянно со мной. Я поняла, что могу честно и открыто говорить о причинах аварии, это срабатывает для меня. Я не держу их в секрете. Люди знают, что со мной произошло, уверена, что они стыдятся моей боли. Для них это совершенно нормально. Но это не помогает мне справиться со своей печалью. Это я сейчас такая, я научилась этим пользоваться, так как поняла, как только рассказываю о своей потере , большинству людей становится неудобно. Я не хочу делиться этим с тобой.

— Это никак не изменит мое отношение к тебе, Брук. Почему ты не хочешь мне рассказать?

— Потому что ты мне очень нравишься.

— Ты нравишься мне еще больше, и я готов выслушать тебя, если ты захочешь. — Я поцеловал ее в лоб и еще крепче прижал к себе, будучи ей благодарен, что она позволила мне себя поцеловать и удерживать в своих руках.

И она начала рассказывать свою историю…

— Последние слова, которые я помню: «Маркус, ты пьян, пусти меня за руль». И после моего заявления, он схватил меня за горло своими тисками. «Нет», только и ответил он мне. «Нет» было последнее слово Маркуса, которое он мне сказал. Этого было достаточно. Его невысказанный жесткий ответ отражался в его бледно-голубых глазах, которые всегда смотрели мрачно на меня. Его взгляд обещал, что я поплачусь за свои слова позднее, когда нас не будут видеть его семья или другие сердобольные люди, находящиеся в курсе его порочных чертовых наклонностей, но бессильные как-то мне помочь.

Холодок пробежал у меня по позвоночнику, когда я понял, какое будет продолжение ее истории.

— Его наказания носили больше эмоциональный характер, нежели физический, в этом и был весь Маркус. Он никогда не бил меня открыто, ему нравилось меня запугивать, заставлять бояться того, что он может что-то сделать. Как только я села в машину, потянулась к ремню безопасности, но он схватил меня за руку, не разрешая его использовать. Он специально так поступил, чтобы всю дорогу я боялась, он знал, что я не в восторге от того, как он водит машину, поскольку подвергал моего не рожденного ребенка опасности. Это было моим первым наказанием тем вечером. Но оказалось, что его запрет стал для меня спасением. Последнее, что-то хорошее, что он сделал для меня. То, что я не пристегнулась стало моим билетом на свободу.

О. нет…

— Не могу сказать, что послужило причиной аварии, как только он двинулся с места, я закрыла глаза. Я так и не поняла, что заставило его съехать с дороги, и просто оглохла от грохочущей музыки в салоне машины. Я закрыла глаза и очень сильно хотела, чтобы побыстрее все закончилось, пытаясь унять свой страх.

Я еще сильнее прижал ее к себе.

— Это все, что я помню, прежде чем очнулась в госпитале спустя три недели. Мои раны почти полностью зажили, и я вышла из комы, мне сообщили, что меня выбросило от удара из машины, у меня было рваная рана на правой ноге от коленного сустава до щиколотки, и справа на голове по линии роста волос. Маркус был пристегнут, поэтому он не смог выбраться из машины, когда раздался взрыв.

Похоже, что мерзкий ублюдок получил по заслугам.

— Доктор сообщил, что мой муж погиб в аварии, я зарыдала, этого и следовало ожидать. Но когда врач, держа меня за руку, пытаясь утешить от такого сильного потрясения, сказал, что меня выбросило из машины от удара, который привел к преждевременным родам, и они не в состоянии были остановить… они не смогли остановить преждевременное рождение моей дочурки, которой было всего лишь двадцать три недели. И она не могла выжить без моей утробы, чтобы превратиться в нормальный плод. Ее маленькая жизнь оборвалась, даже еще и не начавшись. Я зарыдала еще сильнее от ее потери, но внутри я почувствовала такое облегчение, просто невероятное облегчение. Я была рада, что она избежала этого адского кошмара — рождения в этой ужасной семье преступников. Я не смогла бы ее защитить от них, и это бы убивало меня все время, медленно бы, но убивало. Единственной причиной, по которой меня отпустила его семья, дав мне свободу, что я потеряла ребенка от Маркуса. Если бы я ее не потеряла, я была бы связана с ними навеки, принадлежа семье преступников, для которых родная кровь значила все. Я задолжала моей маленькой девочке благодарность за ее подарок, даже больше, чем ее отец. Она дала мне шанс начать все сначала.