Эни Китинг - Тридцать ночей (ЛП)

Глава 47

Моё самое дорогое

Вы когда-нибудь задавались вопросом, как много ударов совершает сердце за час? Прежде чем вы умножите количество ударов за минуту на шестьдесят, позвольте мне вас остановить. Эта формула неверна. Главный знаменатель в задаче: а какой именно час. Есть часы, когда ваше сердцебиение это целая жизнь. Часы, когда вы настолько живы, что не уверены, проживаете ли вы эту жизнь или уже в следующей жизни. У меня были такие часы, когда я находилась в руках Айдена.

А есть часы, когда кажется, что ваше сердце вовсе не бьётся. Часы, когда единственная известная вам причина, почему вы всё ещё живы — так это душевная боль, которая отвергает ваше право на жизнь после смерти. Вот это и был один из таких часов.

Такие часы не подсчитывают тебе, как долго они длятся. Поэтому сидя на диване в комнате Коры, я не могла с точностью наверняка сказать прошли минуты или дни. Её нежные руки меняли пакет со льдом за пакетом на моей руке. Её голос начал приобретать очертания слов, потом слова стали предложениями, а предложения превратились в надежду.

— С ним всё будет в порядке, дорогая. Это не твоя вина.

Я слушала её голос, крутя подол моего нового тёмно-красного платья — Айден разорвал его левую сторону в клочья — и читая следующие строки из стиха Байрона:

"Она в душе хранит покой.

И если счастье подарит,

То самой щедрою рукой."

Наконец, дверь открылась. Появился Бенсон. Я подскочила на диване.

— Как он? — прохрипела я.

Бенсон сел рядом со мной. На нём не было синяков и его стоическое лицо, которое обычно приводило меня в смущение, теперь дарило мне успокоение.

— Стабилен. Мне пришлось вызвать психиатра, и он дал ему седативное средство. Некоторое время он будет в отключке. Ты как?

— Хорошо. Он пострадал?

— Нет. Я, в основном, блокировал его, но когда я сначала бросился на него, чтобы отбить тебя, то привёл в действие его ретроспективу о плене. В своём сознании, он боролся с повстанцами. Но он не пострадал.

— Ох, Слава Богу. Слава Богу, — комната качнулась, так что я продолжила говорить. — А что насчёт тебя, Бенсон? Ты в порядке?

Он улыбнулся.

— Требуется нечто посерьёзней этого, чтобы вывести меня из игры. Не волнуйся обо мне.

— Бенсон, спасибо тебе огромное. Если бы ты не вошел..., — я не смогла закончить свою фразу.

Как бы всё это закончилось? И всё из-за моей глупой ошибки.

— Я рад, что вошёл, — он сделал глубокий вдох. — Элиза, доктор всё ещё здесь. Он хочет поговорить с тобой, если ты найдёшь в себе силы на это. Ты через многое сегодня прошла, — голос Бенсона был нежным. Но вместо того, чтобы успокаивать меня, он побуждал меня действовать.

Я могу помочь Айдену. Я могу сделать нечто иное, чем просто беспомощно сидеть на диване.

— Конечно! Да. Пойдём. Спасибо тебе, Кора, — я начала выбегать из комнаты Коры раньше, чем закончила свою фразу, Бенсон последовал за мной.

Кора накинула мне на плечи длинный кардиган.

Когда мы прошли мимо плотно запертых дверей библиотеки, мои колени задрожали.

— Где Айден, Бенсон?

— В вашей спальне.

Не знаю, что меня на это толкнуло, но до того, как я осознала, я остановила его. Его лицо выражало некого рода упорядоченное замешательство, если такое вообще существовало.

— Спасибо, — признательность расплавила мой перемёрзший голос до состояния тягучего шепота.

— За что?

— За то, что назвал спальню нашей .

Взгляд Бенсона смягчился так, что теперь изобличал уязвимость, которая, должно быть, позволила ему создать связь со своим истязуемым боссом куда сильнее, чем смогло их общее военное прошлое.

— С твоего позволения хочу высказать своё личное наблюдение, Элиза. Я никогда не видел его счастливее, чем в те дни, когда он с тобой. Я считаю, что он очень сильно любит тебя, — Бенсон выглядел стеснённым.

Но в моей опустошенной груди я услышала свой первый удар сердца, после того, как покинула библиотеку.

Я неловко кивнула, не в силах найти слова для ответа.

Доктор Корбин сидел в кресле в гостиной комнате, неистово делая записи в жёлтом блокноте. Когда он увидел меня, он встал, с улыбкой на устах. У него была белая, стриженная бородка, но при этом вовсе не было волос на голове, карие глаза и высокое худощавое телосложение.

— Вы, должно быть, мисс Сноу. Я Виктор Корбин. Очень приятно с вами познакомиться, — он протянул мне руку.

— Я тоже рада познакомиться с вами, Доктор. Сожалею, что мы не встретились с вами при других обстоятельствах. И, пожалуйста, зовите меня Элизой. Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?

Кора появилась до того, как Корбин смог ответить, принося нам напитки и — благослови её — "Бачи". Я опустилась на диван, набросившись на воду со льдом с жаждой, которая исходила не из моего тела.

— Элиза, если позволишь, я бы хотел сначала осмотреть тебя, с целью убедиться, что ты не травмирована. А потом мы могли бы обсудить произошедшее.

Мне хотелось сразу же перейти к выяснению способа помочь Айдену, но Корбин и слушать этого не захотел, так что мне пришлось позволить ему себя осмотреть. Ничего сломано не было, но к завтрашнему дню у меня появится несколько серьёзных синяков.

Наконец Корбин взял в руки свою авторучку и блокнот.

— Мы сможем сделать перерыв в любое время, если это станет слишком невыносимо. Но если ты в состоянии, я бы хотел услышать твою версию событий. Со слов Бенсона, я сделал вывод, что у тебя был напряжённый день?

Я кивнула, делая глубокий вдох, и рассказала ему всё, за исключением имени Хавьера. Корбин довольно продолжительное время что-то быстро и небрежно писал в своём блокноте. Я ела "Бачи", поскольку не имела возможности читать его записи.

— Элиза, должно быть, это было ужасно. Но ты справилась с этим самоотверженно и с любовью, и это всё, что ты могла бы сделать в этой ситуации. Это было чрезвычайное происшествие, и ты не должна себя винить. Таково предписание доктора.

Слова Корбина прозвучали, как хорошая оценка, но я не могла согласиться с ними. Он всё повторял, что это не моя вина, но он не видел ужаса в глазах Айдена, когда его память рывком отбросила его обратно в агонию. И спусковым механизмом всего этого послужила исключительно я.

— Доктор, я не желаю тратить ни единой минуты на себя. Пожалуйста, скажите, чем я могу помочь.

— Очень хорошо, — он призадумался и, глубоко вздохнув, продолжил: — Это одна из причин, почему я хотел встретиться с тобой. Боюсь, мне потребуется твоё участие, если мы хотим ему помочь.

— Всё что угодно. Я сделаю всё что угодно ради него. Что вам нужно?

— Я уклоняюсь от компетенции психотерапевтической неприкосновенности ради его безопасности, — выдохнул он. — Мне нужна твоя помощь, чтобы уговорить его согласиться на лечение ПТСР — и не просто согласиться на это, но и продолжать курс. Последний раз, когда он виделся со мной, произошёл после того, как он напал на свою мать. Но после нескольких сеансов: боль, его яркие воспоминания... всего этого стало чересчур много для него. Я не могу представить, что с ним сделает этот второй эпизод. Но мы не можем позволить ему вновь бросить лечение.