Эбби Глайнс - Как память

Хоть я и ожидал подобного, но не хотел. Папа, который появился прошлой ночью и привёз меня домой, был тем, в ком я нуждался. Тот факт, что я был эмоционально сломлен, чтобы вести машину, никак на это не влиял. Просто когда он и дядя Грант вышли из машины, я знал, что хочу, чтобы они были рядом.

А большая компания внизу не то, что я хочу. Мне нужно, чтобы меня оставили одного. Они не могут помочь мне. Они не знают всего. Никто не знает, что конкретно произошло. Они винили во всём Октавию и её лекарства. Она была в депрессии. Чего я не сказал никому, это то, что, возможно, это я обернул ту верёвку вокруг её шеи.

Теперь я знаю, что она хотела рассказать мне о ребёнке. Своим ответом я дал ей понять, что мне всё равно. Всё потому что я был влюблён в Блисс Йорк. Любовь не должна приводить к таким последствиям. Она должна делать тебя счастливым и приводить ко всему тому дерьму, которое сейчас происходит внизу. Пока я рос, я наблюдал за женатыми людьми и задавался вопросом, неужели любовь настолько прекрасна. Или же она требует тяжёлой работы.

Когда я наконец-то посчитал, что, возможно, они были правы, я попал в кошмар. К чёрту эту любовь. Я хочу лёгкости. Я выбрал что-то большее, и оно испортило всё остальное. Ранило так много людей. Оно забрало моего сына. Моего сына. У меня был сын.

Но его не стало. Как и его матери. Так быстро. Так напрасно.

Моя дверь открылась, и мама зашла в комнату, закрыв её за собой. Извиняющееся выражение её лица сказало мне, что она знает, что я не хочу, чтобы они были здесь.

— Они беспокоятся о тебе, — просто сказала она.

Я понимаю. Но по-прежнему хочу уединения.

— Ты можешь пойти и поесть с нами, или я могу принести завтрак в твою комнату. Но ты должен поесть.

Прошлой ночью она была у машины ещё до того, как я успел выйти из неё. Как и папа, она обняла меня. Её лицо было влажным от слёз, а глаза покрасневшими и опухшими. Она ничего не сказала, кроме того, что любит меня.

Больше было нечего сказать. Она понимает меня лучше кого-либо. Даже папы. Как сейчас. Она тихо пришла проведать меня. Зная, что я не захочу спуститься вниз и встретиться со всеми остальными.

— Я спущусь вниз поесть. Если не спущусь, они все начнут подниматься сюда. — Я не хочу, но с Блэр Финли отказаться от еды не получится. Она упрямая.

— Я хотела бы провести для него поминальную службу, только для членов семьи, — она так тихо произнесла эти слова, что я почти не расслышал её. «Для него». Моего сына. Того, кому не был дан шанс. Боль с такой силой прошла через меня, что я вздрогнул. Но она права. Мы должны. Он заслуживает, чтобы его помнили. Признали его существование.

— Хорошо, — ответил я.

Она кивнула, и слёзы наполнили её глаза. Она подошла ближе, чтобы снова обнять меня.

— Он был бы прекрасен. Прямо как ты. — Сейчас я не хочу об этом думать. Возможно, когда-нибудь я буду в состоянии думать о том, как бы он выглядел. Каким бы он был. Но не сейчас. Я не готов. Но я позволю своей маме скорбеть так, как она хочет. Она отпустила меня и поцеловала в щеку. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

— Приходи, когда будешь готов, — сказала она перед тем, как развернуться и выйти из комнаты.

Я не уверен, что буду готов даже через год, но она не это имела в виду. Она хотела, чтобы я спустился в течение часа. Покончить с этим и вернуться к своему одиночеству лучшее, что я могу сделать.

Схватив футболку, я надел её к спортивным штанам, в которых спал. Мне было всё равно на мои волосы и чистку зубов. Если у меня будет вонять изо рта, они, возможно, будут держать дистанцию. Я подготовил себя ко всей любви и поддержке, ждущим меня, и направился вниз.

Когда я вошёл в комнату, тётя Нан говорила о плохих оценках Каллы и угрожала забрать её из команды чирлидерш. Казалось, они все разом заметили моё присутствие, и комната погрузилась в тишину. Никто не двигался, кроме тёти Нан. Она быстро встала со своего стула и подошла ко мне. Взяла меня за руки и поцеловала в щеку, затем притянула в свои крепкие объятия.

— Ты сильный, Нейт Финли. Крепкий, как кремень. Тебе будет больно так, как я и представить не могу, но ты справишься. Ты найдёшь своё счастье, и у тебя всё будет хорошо. — Её слова были сказаны с такой убеждённостью, что я почти поверил в них.

Я обнял её в ответ и прошептал «спасибо», даже если и считал, что не заслуживаю хоть когда-нибудь обрести счастье. Когда она отпустила меня, то повернулась к моей маме:

— Я налью ему кофе, пока ты готовишь еду.

Мама кивнула, уже готовя для меня тарелку.

— А теперь, все вы, прекратите стоять здесь, ведя себя так, словно звук ваших голосов может сломать его. Разговаривайте, чёрт возьми, — слова дяди Гранта заставили бы меня улыбнуться, если бы я мог. Они все начали медленно разговаривать. Мама поставила мою тарелку напротив того места, где сидел мой отец с чашкой кофе. Он молчал, но его пристальный взгляд был направлен на меня. Я посмотрел на него, и серьёзное выражение в его глазах сказало больше любых слов. Он беспокоится обо мне и хочет всё исправить, но знает, что это не в его силах.

— Ты поспал? — спросил он, когда я сел.

— Немного.

Он кивнул и сделал глоток кофе. Его взгляд переместился на дядю Гранта, когда тот сел рядом со мной.

— Люблю тебя, парень, — сказал он мне, сжимая моё плечо.

Я знаю это. Я знаю, что они все любят меня, но не знают, что сказать.

Финн нервно стоял в нескольких шагах от нас, но я видел, что он наблюдает за мной. Он не уверен, должен ли подойти ближе и что-то сделать. Я повернулся к своему младшему кузену.

— Присядь, — сказал я ему, кивая на стул возле меня. — Всё в порядке.

Сейчас Финну девятнадцать. Когда он родился, он был малышом, который доставал меня. Но вскоре он стал моей маленькой тенью, и мне это нравилось. То, что он смотрел на меня и пытался подражать, заставляло меня чувствовать себя важным. Он был младшим братом, которого у меня никогда не было. Несмотря на то, что теперь он намного больше меня. Он был размером со своего отца, а дядя Коуп крупный мужчина. Он также был спокойным, как и его отец. Однако его сестрёнка была похожа на тётю Нан. Она любила поболтать и обожала внимание.

— Мне жаль, — сказал Финн своим глубоким голосом.

— Мне тоже, — ответил я.

Руки обвились вокруг моей шеи и обняли меня сзади. Мой нос почувствовал запах дорогих духов, а затем на моей щеке был оставлен поцелуй. Она ничего не сказала. Ей и не нужно. Это была Офелия. Сестрёнка, которую я обожал, пока она не украла мою спальню и не перекрасила её в розовый цвет. Тогда я был злым шестилетним ребёнком. Но родилась Феникс, и моим родителем нужно было переделать комнату Офелии под детскую для новорождённой. А я был самым старшим, поэтому они переселили меня в дальнюю спальню. В итоге я простил её, когда она пришла в мою комнату, рыдая большими крокодильими слезами после того, как Феникс привезли из роддома. Она больше не была самой маленькой и боялась, что они забудут её или отдадут.