Настя Чацкая - Шелуха/Husk (СИ)

- Я заебал тебя, да?

Молчание.

- Слушай, чувак, я не просил тебя носиться со всем этим дерьмом. Я вообще не хотел, чтобы что-то подобное происходило.

Дерек флегматично пожимает плечом и отводит глаза, наслаждаясь песчаным видом холмов, расположившихся где-то за спиной Стайлза.

И это фальшь.

Такая фальшь, что хочется заорать.

Потому что Хейл никогда не был флегматом. Хейл - это буря, ревущая за крепкими стеклянными стенами самоконтроля.

- Это очень хуёво, когда ты такой, серьёзно. Я хочу поговорить. Мне нужно поговорить. Потому что если мы больше не вернёмся сюда, это значит, что… Пф-ф-с.

Он взмахивает руками и смаргивает, словно пытается прогнать слёзы с глаз. Господи, эта хрень в его голове делает из Стилински настоящую бабу. Или Дерек делает, потому что даже головы не поворачивает, хоть и напрягается всем телом.

Это чувствуется.

- Это значит, что мне придётся просто сидеть дома и смотреть в стену. Или сидеть на веранде хейловой фазенды и смотреть, как ты сгоняешь семь потов с Эрики и Бойда.

- На Мохаве мир клином не сошёлся, Стайлз.

- Мне на хрен не нужен Мохаве, Дерек, ради бога , ты же не тупой, ты же всё видишь!

Наконец-то они встречаются взглядом, и оба настороженно застывают на пару секунд. Хейл слышит, как сбивается с ритма сердце Стилински, когда он поднимает руки и вдруг начинает развязывать шнурки худи. У него тонкие трясущиеся пальцы, хорошо видные аккуратные фаланги и слегка вздутые на внешней стороне вены. У него истончившиеся запястья - косточка выпирает так, что на неё можно повесить пакет с быстро утекающим спокойствием.

Дерек моргает.

- Что, по-твоему, ты делаешь, Стайлз? - это звучит слишком резко. Так, что тот вздрагивает. Его руки застывают. Сжимаются, разжимаются. Дёргают за ткань. Проводят по волосам.

Он качает головой, а затем заводит руки назад и стаскивает худи с себя, как будто ничего более нормального не может происходить в принципе.

Дерек приоткрывает рот и хмурит брови; он думает, что Стайлз ёбнулся на всю голову, потому что он, кажется, задумал что-то, после чего всё точно никогда не станет нормальным.

Что-то, что будит дремавшего доселе волка.

Зверь мягко потягивается и урчит, проскребая когтистыми лапами по нутру, когда видит, как человек снимает вслед за худи футболку с каким-то нелепым рисунком.

Запах Стилински бьёт по обонянию с тройной силой.

От него пахнет молоком, пряниками, таблетками, нервным возбуждением и навязчивой идеей, которая откровенно пугает Хейла. Из-за этого пряного амбре запах смерти перекрывается практически целиком.

Дерек выглядит ошарашенным, а Стайлз всё ещё зол. Совсем немного, потому что собственные ощущения притупили всю эту байду. Он чувствует тёплый воздух на голых руках и животе, чувствует взгляд Хейла, который изучает его, задерживаясь на костлявых плечах и торчащих ключицах.

И прежде чем Стайлза окунает с головой в жгучий стыд, он идёт к нему, оставив худи вместе с футболкой на земле.

- Давай так, волчара. Заключим сделку.

Он серьёзно?

Перед здоровенным оборотнем стоит подросток в одних джинсах, низко сидящих на бёдрах, блистает своим впалым животом, сводит волка с ума запахом хронической придури и молока, и говорит о сделке, шаря скользким взглядом по открытым хейловым плечам?

У Стайлза все признаки душевного бешенства налицо.

- Я получаю себе то, что можно будет вспоминать до того момента, пока не сдохну. Это немного, Дерек, клянусь.

Хейл дёргает бровью, сжимая губы. Он против воли слегка отстраняется назад и дышит через раз. Волк в нём исходит хищной слюной.

- Сделка подразумевает две заинтересованных стороны.

- Я знаю. Поэтому, в свою очередь, после всего этого отъебусь от тебя.

Дерек недоверчиво хмыкает, отбрасывая в сторону дотлевающую сигарету. Он смотрит так, словно ему обещают головы Цербера на блюде.

- Я серьёзно. Насовсем. - Стайлз чувствует, что Хейл не верит ему. - Что тебе стоит трахнуть меня один раз, прежде чем забыть о моём существовании, что ты, кстати, почти сделал за все эти дни? Я же не дурак, Дерек. Я мудак, но не дурак.

И неуверенные пальцы касаются бёдер Хейла, проводя подушечками вверх, до ремня, а затем вниз - до колен. Словно пробуют, пытаются прочувствовать, словно Стилински уже представлял себе, как делает это. Дерек сжимает зубы, когда руки снова ведут вверх и останавливаются на пряжке.

- Дерек, - он сглатывает, всматриваясь своими янтарными глазищами с колотящимися, как две рыбины в тесных банках, зрачками в напряжённо глядящие глаза оборотня. - Я отвалю, правда.

- Я не собираюсь трахать тебя.

- Хорошо, - шумно дышит он прямо в лицо, когда Хейл делает попытку встать. Тонкие пальцы сжимаются на ремне. - Я отсосу тебе.

- Что ? - смеётся Дерек, высоко поднимая брови. - Господи, Стайлз. Возвращайся в машину.

Резкий толчок в плечо неожиданный и сильный - Стайлзу даже приходится сжать губы настолько, что слегка приподнимается кончик носа. Дерек садится обратно на капот, и на этот раз его брови действительно нахмурены.

- Прекрати это.

Стилински не двигается - слышно, как скрипят его стиснутые зубы, когда руки упрямо поднимаются, подцепляя майку Дерека, ныряют под тёплую ткань, обнажая низ живота. И замирают, словно испугавшись того, как вздрагивает кожа от прикосновения. Как будто тронули дикое животное.

Дерек щурит глаза и рычит:

- Это херовая сделка, Стайлз.

- Срать, - шепчет тот.

Ему действительно всё равно, кажется, потому что злость карих глаз затягивается тёплой поволокой, когда пальцы несмело очерчивают несколько рёбер, заставляя Хейла напрячься, опуститься взглядом по телу Стайлза, словно оценяя масштабы собственного полного провала.

Собственной болезненной катастрофы.

Питер знал, о чём говорил.

Потому что Дереку тоже становится всё равно - он чувствует запах возбуждения. Яркий и тёрпкий, какой бывает только у восемнадцатилетних подростков. Этот запах заставляет сжимать зубы, сдерживая когти, чтобы не впиться ими в подставленное тело, которое настойчиво притирается к нему - близко. Совсем близко. Непозволительно.

Впиться и отшвырнуть от себя. Или впечатать лицом в “Камаро” и всё-таки трахнуть, повестись на умоляющий взгляд.

В неугомонных пальцах Стайлза нетерпение такое жгучее, что остаётся только смотреть в горящие радужки и чувствовать, как мальчишеские ладони оглаживают, осторожно проводят по напряжённым бокам прежде чем спуститься вниз, к животу. Стилински задыхается ему в губы, не смея прикоснуться к ним без разрешения. Дерек медленно облизывает свои, когда цепкие пальцы принимаются быстро, как будто боясь передумать, расстёгивать тяжёлый ремень.