Таррин Фишер - Вор (ЛП)

— Я не хочу, чтобы ты приезжал в больницу. Ты дерьмовый, безответственный отец. И я сомневаюсь, что Эстелла еще раз полетит куда-нибудь, чтобы встретиться с тобой, — она заканчивает предложение: — я пойду в суд требовать полной опеки.

Мое возражение зависло на кончике языка, когда я почувствовал легкое дуновение справа. Вижу вспышку черного, и Оливия проносится мимо меня. Я смотрю, как она направляется к Лие. Она движется по парковке, словно разъяренная река. В застывшем изумлении наблюдаю, как эта буйная река замахивается и ударяет Лию по лицу. Голова Лии от удара наклоняется в сторону, и когда она поворачивается, я вижу красный след от руки.

— Чеееееерт, — я бросаюсь к ним одновременно с Сэтом. На мгновение мы с братом воссоединяемся в попытке остановить ответный удар Лии. Та кричит от злости, извиваясь и пытаясь вырваться из объятий Сэта. Тогда я замечаю, что Оливия совершенно спокойна. Мои руки на её плечах, я шепчу ей на ухо:

— Герцогиня, какого черта ты творишь?

— Отпусти меня, — говорит она. — Я ничего не сделаю, — она всё ещё смотрит на Лию, поэтому я вижу лишь её затылок.

Отпускаю её, а она преодолевает разделявшее их расстояние и снова ударяет Лию. Сэт громко ругается. К счастью, на парковке нет никого, кроме нас нет.

— Ты, тупая стерва, я подам на тебя в суд, — кричит Лия.

Сэт отпускает её, и она подбегает к Оливии. Прежде чем ей удается до неё добраться, я прячу Оливию у себя за спиной и блокирую руку Лию.

— Нет, — предупреждаю я. — Ты не тронешь её.

Сэт начинает смеяться. Лия поворачивается к нему.

— Ты видел это, правда? Ты видел, как она ударила меня?

— Не важно, — говорю я. — Наше слово против вашего, а я ничего не видел.

Лия достает телефон и делает снимок красного отпечатка на щеке. Я качаю головой. Неужели, я действительно был женат на ней? Я отвлекаюсь, а Оливия выскакивает из-за моей спины и выхватывает телефон из рук Лии. Потом бросает его на землю и наступает каблуком, разбивая экран. Раз... два... три... я хватаю её.

— Ты сегодня решила умереть, Оливия? — произношу я сквозь зубы.

Рот Лии открыт.

— Я уничтожу тебя, — бушует она.

Оливия пожимает плечами. Не могу поверить, что она так спокойна.

— Ты это уже сделала. Ничего хуже уже не будет. Но, клянусь Богом, если ты облажаешься с Калебом, я собираюсь упрятать тебя за решетку за одно из множества твоих незаконных действий. Тогда ты не увидишься с дочкой.

Лия закрывает рот. Я открываю свой. Не уверен, кто из нас больше шокирован этой яростной защитой.

— Ненавижу тебя, — огрызается Лия. — Ты все такой же ничего не значащий кусок белого мусора, каким всегда и была.

— Я даже не могу ненавидеть тебя, — отвечает Оливия. — Ты настолько жалкая, что у меня не получается. Но, не сомневайся ни на секунду, я воскрешу все твои старые делишки.

— О чем ты говоришь? — глаза Лии бегают из стороны в сторону. Интересно, что у Оливии есть на неё. Должно быть, что-то серьезное, если она думает, что сможет защитить себя этим от двух пощечин.

— Кристофер, — тихо говорит Оливия. Лицо Лии бледнеет. — Думаешь, откуда мне это известно?

Лия ничего не отвечает, просто смотрит.

— Это не упрячет тебя за решетку за фармацевтическое мошенничество, но было бы лучше...

Сэт смотрит на меня, и я пожимаю плечами. Единственный Кристофер, которого я знаю, — это тридцатилетний транссексуал, который работает — работал — на Стива.

— Чего ты хочешь? — спрашивает Лия Оливию.

Та убирает темные волосы с лица и показывает на меня пальцем. Точнее, тычет пальцем в меня.

— Не смей оспаривать его опеку. Если сделаешь это, я засажу тебя. Поняла?

Лия не кивает, но больше не спорит.

— Ты преступница, — говорит Оливия. — И, по правде, выглядишь немного отъевшейся.

На этой фразе она поворачивается на каблуках и идет к машине. Я не знаю, что делать: остаться и смотреть на подавленное лицо Лии или бежать за Оливией. Лия действительно выглядит слегка располневшей.

Сэт кивает мне, затем берет мою бывшую жену за руку и тянет её к машине. Я смотрю, как они уходят. Смотрю, как уходит Оливия. После их отъезда я стою ещё минут тридцать и глазею на пустую парковку.

Кто, блин, такой этот Кристофер?

— Кто такой Кристофер, Герцогиня?

Я слышу музыку на другом конце линии. Она, должно быть, выключила радио, потому что через секунду музыка пропадает.

— Действительно хочешь это знать?

— От твоего высказывания лицо Лии покраснело в тон волосам. Да, я хочу это знать.

— Хорошо, — отвечает она. — Подожди, я сейчас в автокафе ««Старбакс»».

Я жду, пока она сделает заказ. А когда снова начинает говорить, её голос звучит так профессионально, словно она общается с клиентом.

— Лия переспала с сыном своей домработницы.

— Хорошо, — говорю я.

— На тот момент ему было семнадцать.

Я отпускаю руль, так как хватаюсь руками за волосы.

— Откуда ты знаешь?

Мы движемся в разных направлениях по 95-му шоссе, но я чувствую, как она ухмыляется. Вижу это.

— Ко мне приходила её домработница. Вообще-то, не ко мне, а к Берни. В прошлом году она установила в Майами парочку рекламных щитов, которые призывали жертв сексуального насилия прийти на встречу. Ну, знаешь, такая ужасная реклама, где адвокат серьезно выглядит, а в дальнем углу нарисован молоток, символизирующий надвигающуюся справедливость?

Да, встречал такие.

— В любом случае, мать Кристофера — Шоши — увидела такой и записалась на встречу в офисе. Когда она заполняла информацию о себе, я заметила, что она указала твой адрес в качестве своего. Поэтому я принялась за её дело, прежде чем Берни успела встретиться с ней. Она хотела с кем-нибудь поговорить о своем сыне-подростке. Иногда она брала его с собой на работу и платила ему, если он помогал. Между тем, Лия так вдохновилась его работой, что попросила Шоши привозить его по выходным, и она стала бы платить ему за работу по дому. Через несколько месяцев, Шоши нашла презервативы в его кошельке и пару трусиков, которую видела сотню раз с тех пор, как Лия наняла его.

Я издаю стон. Оливия слышит это и смеется.

— Что? Ты думал, что она стала нормальной после всей этой сцены в стиле « Кто папочка моего ребенка » ? После того её трюка?

— Ладно, но почему эта Шоши пришла к тебе? Почему бы просто не позвонить в полицию и не арестовать Лию за изнасилование?

— Вот где всё и усложняется, мой друг. Шоши сказала, что сын всё отрицал. Он отказывался втягивать Лию в неприятности из-за того, что она спала с несовершеннолетним, потому что к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать, но мать заставила его согласиться по поводу сексуальных домогательств.