Наталья Ш. - Мое падение

Наш малыш стал толкаться месяц назад. Сначала были невесомые, еле ощутимые движения. Но сейчас он научился будить меня по утрам, толкая маленькими ножками и ручками. Знаешь, это такие непередаваемые ощущения. Я бы хотела тебе их описать, но не могу. Нет таких слов. И я была права. У нас будет мальчик. Маленький чудный мальчик. Наш сын. Нет, я не смею называть его только своим. Он и твой тоже. Просто ты пока этого не знаешь.

Вчера мне безумно хотелось, чтобы ты меня нашел. Приехал ко мне, за мной и увидел, что я уже не одна. Я бы простила тебе все… Наверное… Ты же можешь найти меня в два счета. Тебе не составит это труда. А раз тебя еще нет, значит, ты просто не хочешь. Я понимаю, все понимаю, тебе, наверное, не до меня. Я надеюсь, ты счастлив с Кристиной. Хотя до сих пор в моей голове не укладывается, как ты мог ее простить? Но значит так и должно быть. Искренне любящий человек должен прощать. Я знала, что ты меня уничтожишь, но все равно испытывала в тебе извращенную потребность. Я думала, что смогу до тебя достучаться… Но ты снова выбрал ее.

Я стала ненавидеть консультации и осмотры у врача, потому что, приходя на прием, я сталкиваюсь с женщинами, пришедшими со своими мужчинами. И, как ни странно, таких много. Мужчины помогают своим женщинам встать, сесть, мило улыбаются, поддерживают за руку. Вчера я убежала из приемной, потому что в одном коридоре со мной сидела молодая пара. Я не могла отвести от них глаз. Они просто светились от счастья. Парень не отрывал от своей молодой жены глаз, поглаживал ее большой живот, прикладывал к нему ухо и что-то тихо шептал. Я не могла больше на это смотреть. Мне было так больно. Я эгоистично, ревностно захотела того же самого. Настолько сильно, что я даже набрала твой номер, намереваясь потребовать, чтобы ты приехал. Я хочу такого же простого счастья. Может, я и недостойна его. Но недостойные тоже хотят счастья. Но чертова реальность … Она не такая, как мы хотим ее видеть. Сама не понимаю, что сейчас несу. Это всего лишь гормоны, перепады настроения и все такое. Иной раз меня душит обида, сжирая изнутри. Я жалею себя. И ненавижу тебя. А бывают моменты, когда я тебя понимаю, и ни за что не осуждаю. В общем, беременность — веселая штука.

Вчера я думала, как назвать нашего сына. Перебрала кучу имен. Подумывала дать ему имя моего отца или брата. И знаешь, сегодня я определилась. Нашего мальчика будут звать Александр, в честь твоего отца. Мне помнится, он очень хотел внуков и просил не затягивать со свадьбой. А мне до сих пор стыдно за то, что мы его обманули.

И последнее, о чем я хотела написать. Я продолжаю тебя любить. Я все жду, когда чувства хоть немного угаснут, притупятся. Но нет, мне кажется, что именно сейчас, когда тебя нет рядом, и внутри меня растет наш малыш, я люблю тебя еще больше…

Я снова пишу тебе, и снова не знаю зачем. Это какое-то безумие. Я даже не знаю, что писать, о чем тебе рассказать. Но понимаю, что мне это нужно. Иначе мое сумасшествие без тебя станут замечать другие. Никогда не думал, что стану настолько сентиментальным, чтобы писать письма в никуда. Если раньше я ничего не чувствовал, кроме собственного желания и похоти, то сейчас я чувствую раздирающую боль. Я довольно долго отрицал все чувства к тебе. Я думал, что это просто похоть, одержимость. Но я ошибся — похоть и одержимость у меня была к Кристине. А ты моя настоящая любовь, моя боль, моя душа, мой кислород. Моя боль рвется наружу, вынуждая меня писать эти строки. Выплескивая их изнутри. Иногда мне кажется, что ты забрала с собой мою душу. Когда только я тебе успел ее отдать? Но это уже не важно, она у тебя. И так, наверное, даже лучше. Зачем мне душа без тебя? Я и не дышу последние полгода. Оказалось, что без кислорода можно жить. Паршиво, но жить. А я бы предпочел сдохнуть. И это — самое ужасное чувство вдруг понять, что тот, кто тебе безумно дорог, просто напросто предпочел от тебя сбежать, улететь за тысячу километров, бросая все, только чтобы не видеть тебя. Иногда я думаю, что ты можешь быть сейчас с кем-то другим, и мне хочется волком выть от одной только мысли, что тебя сейчас кто-то целует, ласкает, чувствует твое тело, твой сладкий медовый запах и видит твою заразительную непосредственную улыбку. Ты такая светлая, солнечная девочка. Ты солнце, а я мрак. Поэтому ты от меня и сбежала. Я все больше повергал тебя в свою темноту. Твоя солнечность терялась, при последней встрече ты снова плакала из-за меня. Такие женщины как ты не должны плакать, они должны радоваться жизни, нести солнечный свет, даря его другим.

Вчера у меня был насыщенный день. Ты непременно должна об этом знать. Я помню, как ты ненавидела Кристину и хотела ее придушить за меня. Так вот, вчера мне звонил брат. Да, да, именно он! Я глазам своим не поверил, когда увидел входящий от него. Мы не разговаривали четыре года. Тем более, не звонили друг другу. Я ответил на звонок. И знаешь, это было легко. Мне было его даже жалко. Ведь он тоже повелся на эту тварь. Пожертвовал ради нее здоровьем, карьерой хирурга, о которой грезил. Не без помощи меня, конечно… Не суть. Я только успел поздороваться с ним, а он просто, без предисловий, рассказал, что несколько дней назад его бросила Кристина. Она собрала свои вещи и просто уехала, оставив ему лишь записку со словами, что она устала так жить. Я не был удивлен. Я знал, что так и будет. Поражало только то, что она не сделала этого раньше. Мы долго молчали в трубку. А через час он приехал ко мне в офис. С отцовским коньяком, который он хранил для специального случая. И это был и именно тот случай. Мы пили весь вечер. Практически не разговаривая. А если и вели беседы, то только вспоминали детство, отца, его состояние здоровья и что с этим можно было сделать. Он просил меня начать общаться с матерью, сказал, что она сейчас разбита и очень сдала после смерти отца. В общем, произошло воссоединение семьи, брат нашел брата. А если серьезно, то я не держу на них зла. Я все отпустил. Бог уже всех нас достаточно наказал, каждого по-своему. Меня тобой и поздним осознанием любви. Брата Кристиной. А мать одиночеством.

Я пришел к матери сам. Она действительно сдала: плохое здоровье на нервной почве, депрессия, апатия и прочее. А еще за эти полгода она очень постарела, из всегда статной женщины превратилась в старуху. Она молчала, мы не говорили друг другу слов извинения и прощения. Они были нам не нужны. Мы простили друг друга в полной тишине. Она плакала, прижимаясь ко мне, а я ее обнимал. Ты знаешь, она спрашивала о тебе! Я сам не верил, когда это услышал. Но факт остается фактом. А что я мог сказать? Я вновь промолчал, но она все поняла по моему выражению лица. Вчера Стас с матерью уехали в Израиль по моему настоянию. Мать подлечить нервы, а Стас на очередную операцию по восстановлению зрения. Вот только мою душевную рану никто уже не излечит…