Попробуй меня (СИ)

Самым страшным было то, что из Джеммы вода сочилась как из крана, и я, человек, понимающий в этом деле ровным счетом нихуя, тупо дрожал как полный придурок, таща ее на себе и мысленно умоляя того, кто вроде еще следит за нами сверху, дать сил всем, кто сейчас находился тут.

-Я нормально, просто, просто… О господи! - сестра сжалась в один комок и резко затормозила на месте, хотя мы были только на третьей ступени. Из ее слез мимолетно пробегали маленькие слезинки, а от туго завязанного хвоста, жилка на ее лбу пульсировала просто с конченой скоростью.

Джемма! – испуганно выкрикнула мама, судорожно принимаясь убирать холодный пот с ее лба холодной рукой. – Черт побери, да где эти врачи!? – выругалась она открытым текстом, сильнее прижимая сестру к себе.

Не знаю, считалось ли правильным в этом случае считать до десяти, но я, кажется, уже просчитал до миллиона, пока мы добрались до конца лестницы, и, вздохнув практически полной грудью, продолжали свой нелегкий путь.

Добрый вечер, я доктор Смит, могу я помо…

Вы можете! – выкрикнула мама, тыкая пальцем прямо в грудь очумевшему доктору. – Где, простите, ваши гребаные…

Мама! – недовольно рыкнул я и закатил глаза к потолку. Миллион триста, миллион триста один, миллион триста дв…

Добрый день, меня зовут Гарри, а это – моя сестра Джемма, и кажется, у нее небольшие проблемы. – вежливо сообщил я дежурному врачу, с жалобным видом посмотрев на побледневшую сестру. – Срок был назначен буквально через две недели после Рождества, но…

Да сделайте что нибудь! – ворвалась в разговор мама, и мне пришлось немедленно схватить ее за руку и разорваться в клочья, чтобы хоть как-то угомонить обеих.

Но в глубине души я решил, что хочу сдохнуть не меньше Джеммы.

Не беспокойтесь, с вашей дочерью все будет в порядке. – с наигранной улыбочкой сообщил тот самый доктор Смит, и, буквально через несколько секунд, вокруг нас образовалась приличная кучка докторов в белых халатах.

Ни минуты не мешкаясь, они помогли сестре свободно улечься на железную каталку, (господи, это выглядело так жалко), а затем, накрыв ее белой простынью, свободно повезли ее в приемное отделение, если бы не пронизывающий крик, разрывающий все вокруг.

Мама! – выкрикнула она, и я буквально потерял голову от такого пронизывающего вопля. – Я боюсь.

Мое сердце сжалось.

Хм, интересно.

Я почувствовал что-то.

Это, своего рода, успех.

Джемма, девочка моя. – прикусив губу прошептала мама, и склонилась над лицом сестры, прикоснувшись губами к ее лбу. – Мы с Гарри будем здесь и никуда не….

Мы никогда не сдаемся просто так. – я улыбнулся. – Не забывай свою фамилию, Джемма. Держись, сестренка. Ради себя, держись.

Последнее, что я помнил, это крепкая рука, впивающиеся ногти в мою руку и до боли страшный всхлип.

А затем вновь эта каталка, крики врачей, захлопнутая дверь перед моим носом и сердечные таблетки для мамы.

Я забыла выключить плиту. – ледяным голосом прошептала она, сквозь пелену слез смотря на часы. – Или…

Нет, я проверил. – не менее ледяной тон. – Там.. Просто все осталось стоять, как стояло.

Что..

Рождество в больнице – это то, о чем мы так мечтали.

Мама не сочла за радость ответить мне. Она уставилась на часы, с болью выдыхая спертый воздух. Было страшно смотреть на то, что ты не в силах изменить.

Было просто страшно.

Я тысячу раз признавался ей, что не смогу отпустить. В эту ночь должно было сбыться ее главное желание, я обещал себе. Что я получил взамен? Странный припадок, огромная скорость по трассе, нервный тик в области горла и час, до главной ночи года.

Я не знал, что она делает. Я не знал, с кем она, боялся подумать, что если рядом с ней этот гребаный Хоран. Я не представлял, что она чувствует, я не видел ее бледной кожи и не чувствовал прикосновения ее ледяных пальцев на своей руке.

Я просто сидел, облокотившись головой об белоснежную стену, крепко сжимая руку мамы и слушая тикание часов, какие-то глупые перешептывания врачей за стеной, спокойное сердцебиение внутри и ощущал то, как взрываются во мне внутренности, переливаясь яростным пожаром где-то очень глубоко.

Конечно, я хотел ее рядом. Я нуждался в ней так, как не нуждался никто в этом гребаном мире. И было даже не важно, что сейчас Джемма, кажется, отделяет от себя свое будущее, а мама просто путается в мыслях и даже еле дышит – эгоистично неправильно, но я все равно хотел к ней с нереальной силой. Внутри все сжималось, а мышцы нервно дергались – Гарри, ты пропал.

Прошло уже 15 минут. – хриплым голосом сказала мама, не отрывая взгляда от часов. – Целых 15 минут.

Мам, прекрати пожалуйста. – стиснув зубы, недовольным тоном прошипел я, сжимая ее руку крепче. – Какая разница, где ждать полуночи. Санта не придет, и мы уже давно не дети.

На ее глазах мгновенно появились слезы. Стайлс, какого черта.

Мам.- я натянуто улыбнулся и, не сдержавшись, потянулся к родным плечам, чтобы прижать ее к себе покрепче.

Трясущимися руками она обхватила мою шею и я тут же почувствовал на своей коже предательскую влагу.

Ну не плачь. – жалкий спец по успокоению. – Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Я просто боюсь за нее. – еле слышно прошептала она мне на ухо и тут же принялась приглаживать мои волосы рукой, именно так, как в детстве.

Я вновь улыбнулся, поддавшись навстречу ее мягкой руке.

Да что с ней случится? – возмутился я. – Она, в конце концов, в одной из самых дорогих клиник этого гребаного Лондона.

Да, малыш. – она улыбнулась сквозь слезы, а затем вернулась на свое место и по привычке уставилась на циферблат часов. – Ты невероятно прав.

Вздохнув полной грудью, я достал телефон из заднего кармана. Посмотрел на время. Убрал. Снова достал. Посмотрел. И снова посмотрел. Посмотрел, посмотрел, посмотрел. Убрал.

А в голове крутилось лишь одно: Рикка, Рикка, Рикка…

До чертового Рождества оставалось ни много, ни мало – 20 минут, в моей голове крутилось множество мыслей, все они образовывали один гнусный комок – «Рикка, я хочу к тебе».

Сейчас я ощущал одиночество гораздо острее, чем в тех случаях, когда я оставался один. Боль щемила посреди грудной клетки, низ живота стягивало, а вены на руках набухли, точно требуя только одного.

Я хотел быть с ней, и я не устаю это повторять. Я хотел бы слышать ее Рождественское желание на ухо, я хотел в открытую любоваться изгибом ее влажных губ, видеть эти ели-заметные ямочки, наливать ей слабое шампанское в длинный бокал, говорить, что «она мне нравится» (смешно, правда), и то, что она прекрасно выглядит.

Я так больше не могу. – выпальнула мама, резко привстав со своего места.

Приподняв взгляд, я вопросительно посмотрел на нее, но услышав за окном звуки рождественских салютов, проводил ее взглядом и вновь уставился в свой телефон.