Ульяна Соболева - Завтра будет вчера

- Ладно, Капралов, иди завтракай, приятного тебе аппетита. Увидимся позже.

Замолчала, подбирая слова.

- Только, Артём, я тебя прошу, не называй меня вот так... «мышкой». Хорошо?

- А ведь у тебя всегда была отличная память, Нари. Мы же уже об этом говорили. Всего лишь пару минут назад. Конечно, не буду...мышка. До встречи.

Отключился первым, а я отставила недопитый апельсиновый сок и рухнула на стул. Ничего, я поговорю об этом с ним в машине. Отец всегда учил, что самое важное при общении с человеком - вовремя расставить границы, за которые он не должен выходить. Артёму нужно дать понять, что те границы, которые были между нами, давно уже расширились, отдалив на большее расстояние друг от друга.

И снова Грант. Ответила на звонок, скривившись, когда он едва не зарычал в трубку:

- Почему не отвечаешь на звонки, Нар?

- И тебе доброе утро, Грант! Я в ванной была. Можно?

- Ты разговаривала с кем-то только что! А меня скинула.

Почему-то стало стыдно, но не от его тона, а от осознания, что с момента нашего с ним общения с кем бы я ни говорила по телефону, приоритетом всегда был мой жених. Всегда до сегодняшнего утра.

- С Аней, Грант. Она всё зовет меня на дачу к себе.

Молчание на том конце провода, а потом напряжённое:

- Поедешь?

- Я только подарок отдам и сразу вернусь.

- Подарок можешь и дома ей отдать. В понедельник.

- Она улетает в понедельник рано утром, любимый. Я обещаю, что ненадолго. Мы же все равно на связи с тобой будем.

Снова молчание, только слышно, как отстукивает пальцами по рулю, затем затянулся сигаретой и, наконец, сказал:

- Не хочу, чтобы с ним ездила.

- А с кем? Ты улетаешь. Арт в Ростове. Или лучше одной за город на такси?

- Да знаю я, черт!

- Ты лучше скорее заканчивай там со всеми делами и приезжай, хорошо? Я скучать буду.

- Скажешь мне это лично. Придешь же провожать?

- Приду. Я пошла одеваться, мне на учебу пора.

- Я тебя сам оттуда заберу. Поедем к нам домой, оттуда в аэропорт.

- Хорошо. До встречи.

С каким-то облегчением выключилась и пошла одеваться, предвкушая, как удивится Анька, увидев меня сегодня. Где-то далеко внутри начали подтачивать когти угрызения совести, что вместо положенной печали от прощания с любимым я чувствую смутную радость. Впрочем, еще вчера я действительно грустила при мысли о его отъезде. Ещё вчера.

*2 – Спасибо, малышка

ГЛАВА 4. Грант. Нарине

Мужчина, привязанный к стулу, плакал навзрыд. Его плечи вздрагивали, а из горла вырывались хриплые всхлипы, перемежавшиеся с мольбами.

- От…отпустиии…Грант…отпусти. Я же всё рассказал. Твою маааааать!

Он заорал и заревел с новой силой, когда Лёха одним чётким движением отсёк ему палец огромным тесаком.

- Сукааа…прошу…отпустииии!

Чижов матерился и слезно умолял, пытаясь вырвать руку, которую крепко удерживал Лёха. Но куда ему после трех дней голодного пребывания на складе у Сафаряна против здоровенного мужика.

Грант поморщился, глядя, как их «палач» снова взмахнул тесаком. Чижов теперь матерился, будто причитал – без остановки, захлёбываясь слезами. Всё же не любил Грант вот такие показательные пытки с отрубанием частей тела. Грязно, и уши закладывает от криков. Поначалу даже где-то сердце от жалости сжималось, но, как сказал однажды его отец, людей жалеть нельзя. Разных там зверушек, птичек, деток – другой дело. А взрослых людей жалеть - это грубый просчет, лучше сразу отдать им в руки пистолет и на колени становиться. Люди по природе своей подлые существа. Только у кого-то эта подлость сразу видна, а у других только со временем наружу вылезает.

Грант, скорее, презирал людей. Не всех, конечно, а таких, как этот Чижов, который был настолько глуп, решив, что сможет избежать наказания за предательство. Придурок сдал ментам, что Сафарян готовился отправить ответную партию товара в Афганистан, хорошо, полицейский из своих был, прикормленных. Но всё равно пришлось временно приостановить экспорт оружия, а это значит, пока об афганских драгметаллах и речи быть не может. Да и с третьей стороной начались разногласия – те требуют полную сумму выплатить за оружие, а Карен с отцом Гранта еще сами всей этой суммы не видели: афганцы - не идиоты, перевели только аванс, остальную часть обязались оплатить только по получении товара.

И сейчас с обеих сторон названивают и грозятся отменить договоренности, а это сулит самые серьезные проблемы. А всё из-за ублюдка этого тщедушного, который сейчас визжал на стуле, словно поросенок перед смертью.

Грант со стола, на котором сидел, вскочил и подошел к Чижову, склонился над ним, поддев подбородок лезвием ножа и приподнимая заляпанное кровью лицо предателя. Его зеленые глаза лихорадочно бегали по сторонам, в расширенных от страха зрачках отражались попеременно то тесак в руках Лёхи, то нахмуренное лицо самого Гранта.

- А ты, когда ментам на поклон шел, не думал, что отвечать придется? Не думал, что, - Грант размахнулся и нанес удар локтем по лицу пленника, от чего тот громко взвыл, - тебя, суку такую, поймают и заставят собственной кровью харкать?

- Отпустиии…Грааааант, - тот, словно неадекватный, только ныл эти два слова. Гранту еще со вчерашнего дня надоело их слышать. Оттолкнул стул назад и набросился на ублюдка. Вздернул его за плечи вверх, удовлетворенно усмехнувшись, когда тот снова заорал благим матом от боли, и бросил его об стену спиной. Пленник сполз вниз на пол, конвульсивно дергаясь всем телом, кашляя кровью, а Грант словно озверел, накинувшись на него. Бил его ногами по почкам, по голове, вымещая всю злость, которая внутри черной змеей жалила последние дни.

Вот это были его методы, мужские - избить, подраться, сливая свою ярость на жертву, а не сидеть и хладнокровно резать её на части.

- Кому, - удар ногой по лицу, пачкая кровью носки кожаных туфель, - ты еще, - по почкам серией пинков, с наслаждением глядя, как ублюдок загибается на полу, пытаясь закрыть голову обкромсанными руками, - слил про оружие, мразь? – наступил ногой на истерзанную кисть, и тот заскулил.

- Хватит…Я всё скажу…Граааант, хватиииит.

Рывком содрал придурка с пола и кинул обратно на стул, склонился к нему, брезгливо оглядывая опухшее окровавленное лицо с заплывшими глазами, с порванным искривленным болью ртом.

- Говори, тварь. И если соврешь, я, Богом клянусь, шкуру с тебя спущу и матери твоей отправлю на чехол для кресла.

- Тарасу, - Чижова трясло так, что под ним стул заходил, - Тарасу рассказал. Он мне помочь, - предатель опустил голову, и по щекам снова кровавые слезы побежали, - он, бл**ь, обещал…Отпустиииии, Грант, я уеду, я навсегда…, - его язык заплетался, Грант с трудом разбирал слова, скорее, догадываясь, чем слыша.