Янина Логвин - Гордая птичка Воробышек

– Да-а…

Но меня хватает всего на несколько минут, и вот я снова урчу у его лица кошкой. Глажу жесткий ежик волос, все еще не веря, что этот парень мой.

Мой, для меня и ни для кого больше!

– Черт! Птичка, давай развернемся! Не выдержу ведь!

– Выдержишь! – показываю я на приближающийся впереди дорожный указатель с надписью «Гордеевск» и уверенно замечаю: – Ты у меня сильный.

Он улыбается мне немного грустно. Криво приподнимает уголок рта, углубляя темную ямочку на щеке, шепчет, притянув к себе и целуя в висок:

– Да, я у тебя сильный, птичка, не сомневайся. Сильный во всем, что не касается тебя.

– О! Это еще кто тут у нас такой важный нарисовался?

Бабуля распахивает дверь квартиры и прижимает руку с дымящейся поварешкой к кухонному фартуку.

– Привет, бабуль! – я отрываюсь от Ильи и целую бабушку в щеку. – Как же я рада тебя видеть, – говорю, ни капли не кривя душой, пропуская Люкова через порог. – А это мы! Твоя любимая внучка и…

– Ваш будущий любимый зять.

Я закусываю губу и прыскаю от смеха. От важного тона, выбранного Ильей, пока бабуля приходит в себя, вместо платка обмахиваясь у лица поварешкой и неловко принимая из его рук цветы.

– Так уж и любимый, – охает она, но тут же находится с ответом: – Ну, это мы еще посмотрим!

Она долго сверлит его взглядом, пока мы раздеваемся. Затем семенит за нами в комнату, теребя фартук, и наконец говорит, без стеснения подойдя к парню и заглянув в глаза:

– И где такого красавца отхватила, а, внучка? Хоро-ош! Небось от девок-то отбоя нет?

– Нет, – соглашается Люков.

– Ты мне это! Это вот… Смотри мне! – волнуется бабуля, вмиг суровея во взгляде и поднимая к лицу поварешку. – Наша Женя не потерпит! – смело наступает вперед, и я грозно подтверждаю, обнимая ее за плечи:

– Не потерплю!

Но стоит Люкову улыбнуться, как тут же все преграды к сердцу дорогого мне человека обрушиваются в пыль.

– Я знаю.

– Нет, ну как хорош, а! – меняется в лице бабушка, забыв, как строго выглядела всего мгновение назад. – Весь в нашего Санечку! Помнится, он тоже мне сразу понравился, – хороший был парень! Только простой, как рубаха, совсем без головы. Куда кому-то боязно, ему все нипочем, вот и поплатился. Но как мою Валюшу любил, как любил… Антонина Макаровна я, а ты у нас кто таков будешь?

– А я у вас, Антонина Макаровна, вскорости буду Жениным мужем. Так что прошу любить и жаловать – Илья Люков.

– Илюша, значит, – качает головой бабуля. – Хорошее имя. Жаловать-то мы тебя будем, Илюша, а вот любить… это как заслужишь! Да вы проходите, дети, не стесняйтесь. После разберемся, кто каков! А сейчас, может, поужинаете с дороги? У меня уж и готово все, – суетится хозяйкой, пока я прислушиваюсь к тишине квартиры.

– Ба! А где мама, мальчики? – спрашиваю я, осматриваясь вокруг. – Мы тут с Ильей торт привезли, думали все вместе чаю попить, познакомиться…

– Где? – поджимает губы бабушка, сминая в руках фартук. – Так уехали все, внучка. Час назад, как уехали.

– Куда? – удивляюсь, очень уж мне хочется попытать счастья второй раз и познакомить Илью с мамой и мальчиками в домашней обстановке. Да и время за окном вечернее, погода сырая и ветреная, совсем не располагающая к поездкам за пределы Гордеевска. – Почему? Мама ничего не говорила…

– А это вроде сюрприза получилось, – разводит руками бабуля. – Для всех! Мы тут с Валюшей только готовкой занялись – оладок сырных замесили да бульон поставили, а он приехал, и ну всех торопить. Айда, говорит! Собираемся вмиг и все ко мне! Даже меня с собой звал, да что мне там с ними, старой, делать-то?

– Кто? – спрашиваю я, крепче сжимая руку Ильи.

– Так Роман Сергеевич! Отец вот, женишка-то твоего! Хороший мужчина, я тебе скажу, представительный! Он мне еще в первый раз понравился, когда Валюшу привез. Вон, погляди в зале, внучка, какой букет красивый твоей матери подарил. Дорогу-ущий! Не то что этот ее милиционеришка… Тьху! Чтоб его! И вспоминать не хочу! Все покоя ей, проклятый, не дает!

Мы прощаемся с бабулей, так и не попив чаю. Выходим на улицу, садимся в машину…

– Илья, мы можем не ехать в Черехино, если ты не хочешь. Ну не съест же, в самом деле, твой отец моих родных. Да он о мальчишек зубы сломает, я уж не говорю о маме! – Я неуверенно жму плечом. – Ох, или нет.

Люков молчит, и я забираюсь ладонями под его куртку. Прижимаюсь щекой к твердой груди, чувствуя, как его руки тут же обнимают меня.

– Ну, скажи что-нибудь. Пошли его к черту, что ли…

– У него твои братья…

– Не маленькие уже…

– И твоя мать.

– И мама…

– Чертов манипулятор!

Я смеюсь и целую своего Люкова в шею. Он снова пахнет горьким апельсином и можжевельником, и я с удовольствием вдыхаю этот запах, потираясь носом о теплую кожу.

– Градов хитрый и расчетливый, верно, Илья, но он твой отец. Может, дадим ему сегодня возможность побыть им, а? Он хочет, ты же видишь.

– У него уже был шанс.

– Я знаю, он говорил мне. Говорил, что ошибся и что жалеет. Что был несправедлив к тебе.

– Ты смотри, какой разговорчивый тебе попался Босс, птичка… Даже завидно. Умеешь ты расположить к разговору людей. Больше ничего не говорил?

– Еще каялся в эгоизме.

– Говорю же, нимб и крылышки тебе к лицу.

Я толкаю его локтем в бок, и мы тихо смеемся.

– Скажешь тоже…

– Послушай, Илья, – спрашиваю после того, как он отпускает меня, снова с удовольствием нацеловав мои губы. – Ты только не подумай чего… А Большой Босс он что, всегда так любезен с женщинами? Вот как с моей мамой?

Люков вздыхает:

– Не думаю, воробышек. Скорее наоборот: слишком много всегда было охочих заполучить Градова. Пока я жил рядом с ним, я не замечал возле него ни одной женщины, хотя я мог и не знать об этой стороне его жизни.

– А что же мама Якова?

– Живет в Америке, насколько я знаю. Он давно избавился от нее.

– Странно это все.

– Что? Волнуешься? – Люков легонько щелкает меня по носу.

– Да. Мне кажется, моя мама ему нравится. Или, – я поднимаю к нему лицо, – это очередная шутка Босса?

– Я так не думаю, моя девочка, – он гладит меня по волосам. – Ничего удивительного, я его понимаю.

– Да? – удивляюсь я.

– Да, – серьезно отвечает Люков. – Ты очень похожа на свою мать. Дай время и, думаю, она так же, как ты из меня, будет вить из Босса веревки.

– Что? – я даже отодвигаюсь от Люкова, возмущенно моргая. – Я не буду, Илья! Никогда! Зачем мне?

– Будешь, – он мягко возвращает меня к себе в объятия, шепчет на ухо. – И знаешь что?

– Что? – затихаю я на его груди.

– Я тебе это позволю. И даже буду получать настоящее удовольствие. Не позволю только одного – снова уйти.

– Ох, Илья, мне так жаль…

– Ладно уж, моя жалостливая птичка. Поехали. На каждой вечеринке должен быть свой гвоздь программы. Похоже, сегодня эта злая участь выпала нам.