Алюшина Татьяна - Утоли мои печали

– Вон, я сказала! – прервала ее мать и указала рукой на дверь.

– Это лишний раз подтверждает мою правоту! – ответила дочь.

– Так! – передвинулся вперед, как бы прикрыв собой бабушку, Григорий и раскинул руки, сделав ладонями жест выпровождения. – Все на выход!

– А что ты раскомандовался?! – возмутилась его тетка Алевтина. – Ты тут особо-то и никто: приехал-уехал, двенадцать лет не было, а тут, вишь, повадился! Это мы несем за маму ответственность и обязаны защитить ее от нее же самой.

– Теть Аль, – почти доброжелательно сказал ей Григорий и махнул руками, – идите. Все идите. Или ты что, действительно хочешь тут драку между нами спровоцировать, чтобы я с мужиками завязался? А потом в чем-нибудь и меня обвинишь? Предъявишь так сказать.

– Да кто ты… – начала она возмущаться, заводясь еще круче.

– А вы знаете… – вдруг прозвучал голос Марьяны.

Ровный и даже негромкий голос, но опять, как и при разоблачении, наполненный удивительной силой и глубиной, подчиняясь которой тут же замолчала истеричная женщина, а все присутствующие посмотрели на девушку.

– Вы, наверное, забыли, что этот дом и участок полностью принадлежат Глафире Сергеевне. И в данный момент своими криками вы делаете все возможное, чтобы она оставила его не вам. – Марьяна посмотрела на Алевтину Петровну. – Она ведь и полицию может вызвать, и обвинить вас в нападении. Вы ведь вломились к ней в дом без приглашения и угрожаете насильственными действиями. И вас арестуют. По закону. А Министерство культуры, чтобы обезопасить себя от всяких исков и судебных разбирательств, с удовольствием посодействует вашему аресту и заведению уголовного дела.

Народ безмолвствовал. И медленно, почти синхронно все перевели взгляд на Глафиру Сергеевну, а та, расплывшись в довольной улыбке, почти весело распорядилась:

– Все вон! – и махнула рукой в сторону двери.

И удивительное дело – сначала вышла из комнаты Валентина, за ней Игорь, за ними Костик с Ольгой, так и не произнесшие за весь скандал ни слова, тишком простоявшие в задних рядах, за ними выскочила Марина, за ней ее муж, а последними покинули комнату Алевтина с Андреем. И молча, не перекинувшись друг с другом ни словом, расселись по машинам и, нервно сигналя друг другу, уехали.

Собрались уходить и родители Григория.

– А вы куда? – спросила Глафира Сергеевна.

– Да на работу, мам, – объяснил раздосадованный Павел Петрович, – сорвались же из-за Альки, мало ли что она здесь могла устроить. Завтра приедем отмечать торжество справедливости, – усмехнулся он.

– Ключи от машины на столике возле двери, – обнявшись с отцом на прощание, сказал Григорий.

– А ты как же без машины? – засомневался Павел Петрович.

– Нормально. На такси и электричке, – отмахнулся Гриша.

Родители попрощались, расцеловавшись с бабушкой, Григорием и Марьяной, и уехали.

А Глафире Сергеевне резко стало плохо.

Она прижала руку к сердцу, как-то вмиг побледнела и тяжело опустилась в кресло.

– Женя! – прокричала Марьяна, они уже не первый раз сталкивались с приступами. – Несите шприц и препарат!

– Ба, ты чего? – присел на корточки Григорий.

– Да вот так, Гришенька, – повинилась Глафира Сергеевна, – теперь прихватывать стало.

– Гриша, «Скорую» вызывай! – сказала Марьяна.

«Скорую» вызвали, укол сделали, Вершинин на руках отнес Глафиру Сергеевну в ее комнату и уложил на кровать. «Скорая» приехала довольно оперативно, впрочем, с этой подстанции к Глафире Сергеевне теперь частенько ездили бригады медиков и даже успели подружиться с пациенткой.

На этот раз приехал любимый врач Глафиры Сергеевны, молодой интересный мужик, лет под сорок, бодро общался с ней уверенным оптимистичным тоном, распорядившись сделать несколько уколов.

– Теперь подождем и будем отслеживать ее состояние в динамике, – пояснил он, усаживаясь на поставленный возле кровати стул.

– Доктор, – обратился к нему Григорий, – мы могли бы поговорить?

Тот кивнул, передал «пост» медсестричке и вышел вместе в Вершининым из комнаты. И на все тревожные вопросы Григория ответил, ничем особо не порадовав – состояние нестабильное, бывает, что и тяжелое, но от госпитализации старушка отказывается. Да и, честно говоря, такой же курс лечения, как и в стационаре, Глафира Сергеевна прошла и дома. Препараты ей дают, укрепляющие инъекции прокололи курсом, так что смысла класть ее в больницу он не видит – все равно никаких серьезных процедур и операций ей делать никто не станет. Возраст.

А сегодняшний приступ? Так, видимо, переволновалась, а ей это противопоказано.

Бригада «Скорой» просидела у Глафиры Сергеевны где-то с час, пока не стабилизировалось состояние больной, и она заснула, от чая с плюшками медики отказались и настойчиво рекомендовали кому-нибудь сегодня подежурить около бабушки.

Просто подстраховаться.

Марьяна предложила сменяться на посту по очереди, но Евгения Борисовна решительно заявила, что на ночь с Глафирой Сергеевной останется она, а Григорий начальственным тоном уведомил, что подежурит до ночи.

И, подождав, когда домработница выйдет, притянул к себе Марьяну, обнял за талию и поцеловал.

– Ты иди, отдыхай, – тихо сказал он. – Мы же почти не спали ночью. Вот и отдыхай.

– Я лучше поработаю, у меня заказ важный, а я последние три дня и не занималась им, – вздохнула она.

– Я не знал, что бабушка так неожиданно быстро ослабла, – поделился Вершинин своей тревогой. – Ведь еще летом огурцом держалась и такая бодрая была.

– Иногда мне кажется, – шепотом призналась Марьяна, – что в этом есть моя вина. Если бы я не разоблачила Виталия, она, может быть, и не сдала так резко. Может, ее держала в тонусе мысль, что надо найти убийцу Петра Акимовича, или Глафира Сергеевна подсознательно чувствовала, что не доделала что-то.

– Даже и думать так не смей! – прошептал грозно Григорий, чуть встряхнув девушку. – Ты освободила ее от груза, давившего на нее все эти годы. Она же сама тебе говорила. К тому же все эти годы она мучилась, гадая, кто убил деда, и чувствуя несправедливость, что виновный остался без справедливого воздаяния. А ты освободила нас с ней.

– Ну, не знаю, – вздохнула с сомнением Марьяна.

– Я тебе говорю, значит, так оно и есть, – твердо заявил Вершинин и поцеловал девушку в лоб. – Все, иди. Может, тебе удастся поспать немного.

Спать она не стала: работала и думала.

Думала о том, что произошло сегодня, и про вчерашний «бенефис» Глафиры Сергеевны в Министерстве культуры, и о том, как удивительно устроена жизнь, а в одной семье соединяются такие разные люди – те, кто полностью поддерживают решение Глафиры Сергеевны, и те, кто считает личной трагедией то, что коллекция ушла государству.