Алюшина Татьяна - Утоли мои печали

И, конечно, она думала о Григории. Ну а о ком еще?

О том, что этот сильный, волевой мужчина почему-то все время от чего-то бежит – то от давящей на него необходимости заниматься наукой, – в «поле», в тундру, в леса-моря, в суровый мужской труд с элементами экстрима на уровне жизни-смерти. То от обвинений в смерти деда, то от себя самого.

Интересно, от чего он бежит сейчас, так старательно оберегая свою холостяцкую свободу и имидж вечного странника?

И почему он бежит от нее?

– Гришенька, – тихим голосом позвала Глафира Сергеевна.

Она проспала пару часов, а когда проснулась, Евгения Борисовна померила больной давление, пульс и сердцебиение и дала прописанных доктором пилюль. Гриша помог бабуле устроиться на кровати поудобней – сидя, потому что все дружно постановили, что лучше ей сегодня вообще не вставать. Позже Женя принесла обед на подносе, но Глафира Сергеевна есть не очень хотела, капризничала, и Григорий решил действовать лучшим воспитательным способом, то бишь личным примером – придвинул к кровати журнальный столик со стулом и пообедал вместе с бабушкой.

После они обсудили утренний «наезд» родни, но исключительно в ироничном ключе, с удовольствием посмеявшись, и Вершинин несколько раз брал с бабушки слово, что из-за такой комедии она расстраиваться не станет. Расстроилась или нет, непонятно, но вскоре после чая с медом снова уснула, на этот раз надолго.

Вершинин сидел у темного окна и при свете небольшой лампы, специально прикрытой Женей платком с одной стороны, чтобы не светила на спящую бабулю, читал статью в научном журнале, который дал ему после защиты диссертации академик Миронов, друг деда Петра. Интереснейшая статья, да и журнал свежий, еще в Россию не попавший, переданный академику коллегами из Германии.

– Да, бабуль, – отозвался он, откладывая журнал и поспешив к кровати.

– Посиди рядом, – попросила она.

Он сходил за стулом, поставил его поближе, сел и взял ее ладошку в руки.

– Ты как себя чувствуешь? – все так же тихо спросил Григорий.

– Да что мне, Гришенька, теперь-то сделается? Время мое пришло, вот и сдаю позиции. Все так, как и должно быть. Ты не пугайся за меня и не расстраивайся. Пора мне, Петенька ждет, да и я по нему стосковалась уж как.

– Ба, не нравятся мне эти твои речи упаднические! – нахмурился Вершинин.

– Да ну, Гриша, – махнула она на него рукой. – Ты сам-то горе себе не придумывай, это естественный круговорот жизни. Лучше достань мне из тумбочки, – и она указала рукой на прикроватную тумбочку у изголовья.

Он достал красную папку еще старого образца: картонную с тканевыми тесемками.

– Вот-вот, ее, – кивнула Глафира Сергеевна. – Открой и посмотри. Это реквизиты банковского счета, того, что двенадцать лет назад я открыла на твое имя. Попросила Николая Львовича взять у Павла заверенную копию твоего паспорта и открыть счет. Здесь все деньги, что ты присылал мне. Это валютный счет. И не спорь! – строго осадила она, когда заметила, что внук собрался возражать. – Это моя воля! Одно скажу, для твоего успокоения, всегда знала, что если станет туго с финансами, возьму отсюда денег. Не отказывала себе и в черном теле не жила, не переживай. А вот там еще, – она снова указала на папку, – одна банковская карта.

Он достал и протянул ей пластиковую карточку.

– Нет-нет, – накрыла она его ладонь своей. – Это я откладывала на похороны себе. Не так уж и много, но на скромную церемонию вполне хватит.

– Ба, да господи! – вспылил Григорий. – Чего ты за упокой свой взялась, ей-богу! Я это слышать не могу и не хочу! Я вот что подумал: надо бы тебя в Германию или в Израиль в клинику отвезти, чтобы сердце подлечить, и операцию сделаем, там лучшие специалисты!

– Ничего мне этого не надо, – улыбнулась она мудро. – Это только мучения лишние, Гришенька. Не нужно мне ничего. Мне хорошо, покойно и радостно, ты не волнуйся. Все свои дела я доделала, в порядок земной привела, теперь на душе и сердце только радость. Поверь мне. Ты лучше скажи, как планируешь дальше жизнь свою строить?

– Да все так же, – ответил он не очень довольно. – Объект на Байкале передал полностью новой команде, сейчас на Алтай уезжаю, там начинается подготовка к возведению третьего дома с замкнутым экоциклом. Я все еще один из руководителей, да и партнеров, в этом деле. Подберу из местных сильную команду инженеров и техников, передам документацию, налажу работу, и свободен. Меня в Архангельск настойчиво приглашают поучаствовать в интереснейшем проекте. Обдумываю пока, но просмотрел предварительную информацию: действительно увлекательно.

– Вот и хорошо, – кивнула Глафира Сергеевна. – Пусть они со своим интересным проектом сами и разбираются. А тебе, Гришенька, пора осесть. Пришло время. У всего есть начало, и у всего есть завершение. Отбегал ты свое по стране, пришло время размышлений, подведения итогов и глубокого осмысления прошлого жизненного этапа, не зря же двенадцать лет проскитался: божественное число. То, что ты тогда говорил Петруше, отстаивая свое право на побег, в большинстве своем было чистой правдой: и про состояние науки, и про ученых, и про преподавание, да про все, за что у тебя душа болела. Но прошло двенадцать лет, многое в стране изменилось, и в науке в том числе. Пусть далеко не все идеально и в порядке, осталось еще множество проблем в этой отрасли, так и ты уже не мальчик, а муж серьезный. Стоять в сторонке и зло критиковать – уже не по твоему статусу и душевному устройству. Имеешь свой взгляд, свою позицию, видишь недостатки – так иди и делай все, на что способен, чтобы исправлять ситуацию, поднять науку. Отстаивай свою правоту, вноси предложения, выступай, публикуй свои предложения, пробивай, если понадобится. Предлагай новое направление в науке, старайся донести до высших эшелонов свои выводы, но на благо. Понимаешь, на благо и продуктивно, а не на разрушение пустой критикой стороннего наблюдателя. А еще повторюсь, иди преподавать, у тебя это прекрасно получится, есть в тебе этот дар. Пора подвести итог и начинать новый жизненный этап. И еще, – она взяла его за руку, посмотрела в глаза и строго наказала: – Никогда не обижай Марьяну.

– Я постараюсь, – что мог, пообещал Григорий, наклонился и поцеловал бабушкину руку.

На следующий день думали отменить всякое отмечание, но Глафира Сергеевна настояла, клятвенно пообещав, что будет крайне осторожна, переутомляться и нервничать не станет и вообще – это радостное мероприятие, а положительные эмоции, как известно…

Ночь Григорий провел в усадьбе. Без Марьяны. Засиделся с бабулей, стараясь увести ее от серьезных тем, да она больше и не пыталась ничего важного с ним обсуждать, видимо, сказав все, что хотела. Он показывал ей свои новые снимки, рассказывал какие-то курьезные и смешные истории, а она вспоминала всякое из своей жизни с дедом. Так и посмеивались, пока бабушка в одно мгновение не заснула. Вершинина сменила на посту Евгения Борисовна, которая и уведомила, что уже почти час ночи.